Я чувствовала, что веревки, которыми меня привязали к столбу, сильно врезались в кожу, причиняя боль.

– Боженька! – взмолилась я, поднимая лицо к небу. – Ну, пожалуйста, помоги! Обещаю, что больше не буду жаловаться на свою полную фигуру и тяжелую жизнь! Только помоги! Я хочу жить!

– Что ты бормочешь там, проклятая ведьма? – огрызнулся монах-палач, который уже подкладывал хворост к моим ногам. – Никто тебе не поможет! Все грешницы идут в ад, и мы поможем тебе туда отправиться.

Он злобно и ехидно оскалился. Я даже не обратила внимание на его гадкие слова. За последнюю неделю я научилась абстрагироваться от злых слов окружающих людей. И они совершенно не трогали меня. Я же не считала себя грешницей. Почему мне должно быть важно мнение каких-то невежественных людишек?

Я видела, как монах зажег факел от небольшого костровища, что было рядом, и направился ко мне.

Зажмурив от страха глаза, я начала еще яростнее шептать просьбы Богу. О том, чтобы мне было не так больно умирать.

Я уже чувствовала запах горелого дерева, который, видимо, исходил от факела в руке монаха, но упорно продолжала шептать, обращаясь к Богу и Высшим силам.

– Отправляйся в ад, грешница! – раздался истошный возглас одной из монахинь, стоящих внизу.

Я чуть приоткрыла глаза, отмечая, как монах начал поджигать первые хворостины, лежавшие у моих ног.

Снова зажмурилась. И едва не заплакала от безысходности. Но старалась держаться. Не стоило показывать этим злобным людишкам свою слабость.

Я уже ощущала под ногами жар и слышала треск первых горящих хворостин. Желала только одного: чтобы все поскорее закончилось. Я так устала бояться за эту неделю.

И вдруг что-то влажное упало мне на лоб.

Потом ещё и ещё. Я резко распахнула глаза. Огонь уже поглотил первые дрова рядом с моими ногами, а дым слепил глаза.

И тут с неба хлынул ливень!

Да такой сильный, что я даже зажмурилась, не в силах смотреть вверх. Огонь мгновенно потух, а монахи, которые следили за всем действом, забегали.

Естественно, в тот день казнь отменили.

Меня уволокли обратно в сырую темницу и оставили там до завтра. Пока не просохнет хворост и дрова для костра. Так объявили мне два вонючих монаха, когда снова запирали засов на двери.

Я же, оставшись одна, радостно ходила по каменной темнице. Понимая, что Высшие Силы слышат меня. И как я могла усомниться в их любви ко мне?

Следующее зловещее утро наступило внезапно.

Измучившись всю предыдущую неделю терзаниями и думами, в эту ночь я спала крепко и беспробудно. Лишь когда два монаха пришли в мою келью, я продрала сонные глаза и, увидев склонившиеся надо мной тощие, мерзкие физиономии, воскликнула:

– Неужели опять?

Они не ответили, а неучтиво подняли меня с соломы и поволокли наружу.

Второй раз переживать подобное было ужасно.

Монахи снова тащили меня на центральную площадь на расправу. Но я уже не сдерживалась, как вчера, а горько рыдала. Мои нервы сдали, мне было все равно, что обо мне подумают.

Мы вышли из просторных дверей, и я едва не упала, оступившись. Больно подвернула ногу, шагнув со ступени. Закусила губу.

Как и вчера, мне в лицо ударил яркий поток солнечного света. И в этот момент раздался мужской голос:

– Постойте! Отпустите эту женщину!

Я резко распахнула глаза и увидела его.

Незнакомец стоял у нас на пути. Он как-то грозно и недовольно смотрел на моих вонючих «сопровождающих».

Широкоплечий и высокий, он был одет в темно-зеленую военную форму. В сапогах и треуголке с пряжкой на боку шляпы. Форма подчеркивала его стать и отменную выправку. Темно-русые волосы собраны в хвост на затылке, высокий лоб, орлиный взор и яркие зеленые глаза.