— Мам, — надламывается мой голос. — Мам, что случилось?.. — от предчувствия нехорошего сдавливает горло.

— Мы банкроты, — выдыхает в трубку мать. 

На заднем фоне опять ворчит отец. А у меня сердце обрывается:

— Банкроты?

— Да, милая, — виновато отзывается мама. — Давай я не буду по телефону говорить всего, просто скажи где ты. Мы приедем за тобой. Вот тогда и поговорим... — вновь частит, успевая о чем-то поспорить с отцом, требующим трубку.

— Я... Не знаю адреса, — грустно признаюсь.

— Что? — ахает мать. — Как не знаешь? А где ты? У кого? С кем? Тебя… — которая заминка, — удерживают насильно?

— Нет-нет, — мотаю головой. — Человек мне помог вчера. И я у него...

— Него? — настороженно уточняет мать. — Мужчина? — судя по голосу, она в ужасе и на грани сорваться на панический крик.

— Да... — не люблю врать.

— Варя, — на истеричной ноте тянет мама. — Немедленно домой! Возьми такси! 

— Она по адресу приезжает, мам, — напоминаю. — Ой, точно, хлопаю себя по лбу… Карта, она же сама опередили моё местонахождение… — осеняет мысль.

Несколько секунд нехитрых махинаций и я диктую маме адрес, который определился на Гугл-карте.

— Жди, мы скоро, — заверяет заметно успокоившаяся мать.

— Хорошо, — киваю и я. — Мам, — окрикиваю, пока она не сбросила вызов.

— Да?

— Прихвати мне сменную одежду, — осторожно прошу.

— Ты что… голая? — опять паникует мать, и я её успокаиваю:

— Не совсем, но не волнуйся. Ничего такого… Я потом расскажу, — сбивчиво заверяю.

Родители за мной приезжают в течение часа.

Говорить не надо, что мать едва в обморок не хлопается, когда открываю

дверь. Потом она, как заведённая, квохчет вокруг, пока одеваюсь.

— Нужно отсюда быстрее уходить! — торопит прочь.

Отец в квартиру не заходит, так и остаётся возле лифта — на площадке этажа.

А вот мама... всю квартиру успевает изучить. Не выгоды ради. У неё такой метод определения — психопортрет хозяина себе мысленно вырисовывает, по типу: пока мне свою берлогу — и я скажу кто ты!

— Страшный. Очень страшный человек здесь живёт, — бурчит, как заведённая, пока едем в лифте. Убегать, не попрощавшись было очень некрасиво, но я себе пообещала, что обязательно, чуть позже, Лютого отблагодарю. И извинюсь… Хотя записку короткую ему написала. Буквально семь слов: 

«Большое спасибо, что спас. Прости. И прощай!»

— Как ты вообще с ним решилась куда-то пойти? — хмурится мать. Отец мрачнее тучи. — Он же... волк! Одиночка! Он такой опасный, что не удивлюсь, если прожённый бандит и убийца!

Чего не отнять — мама зрит в корень. Хотя и я его только раз увидев, тотчас поняла — этого человека нужно обходить стороной! Вот только жизнь по-другому решила...

— Возможно, мам, — киваю в пол, — но он не сделал ничего плохо! Наоборот, он меня спас… — запинаюсь, ведь не рассказала всех подробностей, вернее, что была в стриптиз-клубе, и именно он меня заказал...

— Как бы то ни было — просто держись от него подальше! — уже сидя в машине, припечатывает отец, хотя до этого момент молчал, будто его не волновало, что со мной было. Косится хмуро… задумчиво, до сих пор под впечатлением моего избитого лица. 

— Я ему всего лишь хотела сказать «спасибо», — поясняю мысль. — Ведь некрасиво... вот так молча сбегать. И даже не поблагодарить, — озвучиваю резонно.

— Я сам всё решу, — отрезает папа. — А ты… лучше собой займись.

Тяжко вздыхаю и отворачиваюсь к окну — ну вот и нагулялась!

Но уже дома, за грустным разговором о рухнувшем семейном деле, к нам наведывается Виктор. Я, конечно, макияжем попыталась скрыть синяки и ссадины, но Зощенко словно знает, что меня нужно рассматривать внимательно и пристально. И делает это без деликатности и такта: