— Да-да, — он ответил не сразу, слышно было быстрое клацание клавиатуры, — понял, принял, работаю, Люсь.

Она кровожадно усмехнулась и припарковалась возле изолятора.

Михайлов, начальник СИЗО, выслушал ее просьбу с таким потрясением, будто Люся предложила ему устроить массовую резню.

— Интервью с нежитью-убийцей? — слабым голосом переспросил он. — Осокина, ты рехнулась?

Люся многозначительно погладила нежную кожу своей дамской сумочки.

Михайлов сглотнул, перевел мученический взгляд на камеру, снова посмотрел на Люсю.

— А если она?..

— За полчаса ничего не случится, — твердо заверила его Люся.

— Лихов разрешил?

— Лихов с утра у министра, сам понимаешь, такое дело резонансное. Но потом он все подпишет, всегда подписывает.

Видимо, это был последний Люсин визит в СИЗО. В следующий раз ее и на порог не пустят.

Однако сейчас ей было не жаль ни испорченных отношений, ни денег на взятку. Люсю вел вперед профессиональный азарт.

Михайлов помялся, щелкнул мышкой, отключая камеру, раскрыл первое попавшееся дело, придвинул его Люсе, и она проворно положила туда тридцатку. Спустя несколько мгновений дело было закрыто, а камера вновь включена.

— Без фотоаппарата, — предупредил Михайлов, когда Люся потянулась за кофром.

— Ну Леш!

— Никаких «Леш». Или мне телефон тоже отобрать?

— Не надо телефон, — смирилась Люся и оставила кофр в кабинете.

— Попрошу врача подежурить поблизости, — уведомил ее Михайлов, пока они шли по коридору, — станет плохо — кричи. Но сопровождение не дам, мальчишки и так обходят корпус по широкой дуге. И веди себя прилично, камера все пишет. Я за тобой пригляжу.

— Я всегда веду себя прилично, — нервничая, ответила Люся. Адреналин начал поступать в кровь, и она ощущала волнение и легкий, веселый страх.

Михайлов вдруг погладил ее по плечу. Он был ягом, защитником и стражем, и теперь мандражировал хлеще Люси. Но литры выпитого вместе коньяка и разнокалиберные суммы, перекочевавшие к нему из Люсиных карманов, сделали свое дело.

Щелкнули замки на тяжелой осиновой двери, и она шагнула внутрь, в мертвое царство ламп дневного освещения.

Все помещение было увешано различными оберегами.

Русалка сидела на лежанке в просторной деревянной клетке. Услышав щелчок замка и шум захлопнувшейся двери, она приблизилась к прутьям, глядя на посетительницу влажными мятежными глазами.

Красивая.

Они всегда красивые.

Люся отжала кнопку диктофона в кармане, взяла стул и поставила его рядом с клеткой. Села, прислонила трость к своему бедру. Черный пудель на набалдашнике был просто причудой, а не проявлением ее дьявольского характера, как считали в редакции.

— Как тебя зовут?

— Лена. Елена Афанасьева.

— Ты помнишь, как умерла?

Русалка затравленно ощерилась, ее взгляд заметался по Люсиному лицу, на кончиках длинных распущенных волос проступили тяжелые капли.

— Я жива, — сказала она. — С чего ты решила, что нет?

— Но с тобой случилось что-то плохое, — Люся не спрашивала, а утверждала. Только те, кто умер слишком рано, несправедливо, горько, становились тем, кем стала Лена.

— Я шла из университета, — бледные длинные пальцы машинально прикоснулись к прутьям, русалка зашипела и отпрянула. Отдышалась. — Двое ублюдков… мои однокурсники. Мы пошли выпить пива, а потом как-то оказались на стройке, и они меня…

— Изнасиловали, — тихо подсказала Люся.

Русалка кивнула. Мутные болотные слезы хлынули из ее глаз.

— Они меня били! Как только не убили.

Да в том-то и дело, девочка, что убили.

— Вы рассказали об этом следователям?

— Меня никто ни о чем не спрашивал.

Не спрашивали они, сволочи.