– Нет, – в тёмно-серых с пепельным отливом глазах Даркуса мелькнула боль. – Помогите мне вылечить сына.
* * *
– Белка кушает орех, у неё красивый… ну, что у белочки красивое такое, рыженькое? – Лера с театральной улыбкой «доброй феи» смотрела на Илдреда, который сидел рядом с ней на кушетке. – Если Илди угадает, он тоже получит орех.
– Ну, малыш, – подбодрила она кроху. – У неё красивый…
Мальчик сидел с непроницаемым лицом и смотрел сквозь Леру.
– …мех, – пришлось самой продолжить четверостишие.
Валерия уже перепробовала множество способов, которые не раз помогали ей на детских праздниках разбудить в маленьких человечках интерес и желание поиграть, но на сыне Даркуса испытанные приёмы не работали. Илдред был равнодушен ко всему, что делала Лера. Ей не удалось привлечь его внимание ни забавными песенками, ни смешными стишками, ни наивными фокусами с исчезающим и появляющимся большим пальцем, ни играми – ничем.
Малыш с самого рождения был равнодушен абсолютно ко всему. Страдал каким-то редким заболеванием, которое даже в продвинутом в медицинском плане мире никто не мог вылечить.
Даркус, которому интерны рассказали, как сын разревелся, стоило ему посмотреть на Леру, почему-то пропитался надеждой, что у той получится вызвать у малыша какие-то эмоции. Валерия согласилась попробовать. А что ей терять? Тем более что веселить малышей было её профессией. Во всяком случае, если ей это удастся, Даркус обещал помочь вернуться домой.
Но пока у неё не особенно получалось. И чем дальше, тем больше таяли надежды, что это в принципе получится.
– Вы делаете не то, – Даркус раздражённо прервал попытки Валерии растормошить малыша. – Ведёте себя как клоун.
– Как добрая Фея, – с достоинством поправила Лера.
Она терпеть не могла клоунов и их навязчивые манеры общения с детьми.
– Думаете, я не приглашал для малыша артистов всех жанров и педагогов всех мастей? Эти театральные приёмы не помогут. Вспомните, что вы делали, когда Илди заплакал. Попытайтесь повторить то же самое.
– Ничего я не делала, – Лера тоже начала злиться. – Лежала, смотрела в потолок, вернее, на эту вашу дурацкую сверх-яркую лампу.
– Да нет, вы не просто лежали, – выпалил Даркус. В его тёмных глазах сверкали искры гнева. – Вы воздействовали на сына ментально.
– Ничего я не воздействовала, – тоже перешла на крик Лера. – Я даже значения этого слова до конца не понимаю. Что значит ментально?
– Чёрт! – выругался Даркус и в момент остыл.
Дальше говорил спокойно.
– Валерия, послушайте, у вас есть скрытые способности, о которых вы, похоже, не догадываетесь, и управлять которыми, по всей видимости, не умеете.
Лера скептически улыбнулась:
– Конечно-конечно.
– Наверно, были в роду менталисты.
– Полно, – с сарказмом согласилась Лера. – Сплошные менталисты: папа – менталист, мама – менталистка, дедушка – менталист, бабушка – …
– У вас их называют по-разному, – перебил Даркус, не обращая внимание на сарказм, – экстрасенсы, ясновидящие, ведьмы, колдуны. На земле они большая редкость.
– Разве? Сплошь и рядом. Куда ни глянь – либо колдун, либо ведьма.
– Валерия, – Даркус посмотрел тяжело. Похоже, ему надоел сарказм собеседницы. – Я могу оставить вас в покое. Вы этого хотите?
Лера не знала, что ответить. Да, она хотела, чтоб её оставили в покое, но не здесь, а на земле.
– Хочу вернуться домой.
– Если хотите вернуться домой, договор остаётся в силе.
– Это не договор, это приговор, – сказала Лера с досадой. – Мне никогда не выполнить его условий. Вы же видели, я старалась. У меня не получается. И, похоже, не получится никогда.