Потому что Вова сказал: «Позвоню».

Она не ела весь день – если не считать чай с двумя бутербродами, – и по пути домой от автобусной остановки ощутила голод. Видимо, из-за его жестких лапок, которые вцепились в желудок, она отвлеклась и не заметила в темноте толпу. Таня въехала в чье-то мягкое туловище, на нее шикнули и недовольно пихнули. Замерев в заднем, плотно сомкнутом ряду, она прислушалась к разговору стоящих впереди:

– Да я своими глазами видела, что скорость была небольшая… Он вроде еле-еле ехал-то… Но когда она выскочила и он ее стукнул бампером, то она вверх, наверное, метра на два подлетела! Перекувырнулась, и вот так – плашмя – об асфальт… Ужас! Сразу было ясно, что насмерть…

У женщины справа мелко тряслась рука вместе с сумкой.

– Да откуда вы знаете? Если б неотложка быстро подъехала, то, может, еще спасли бы… А у нас как – вот я уже минут двадцать стою, а ее все нет…

Таня хотела высвободиться и уйти, но отчего-то не смогла. Вместо этого вытянула шею. Глаза ее привыкли к темноте, и она увидела белую иномарку. Рядом стоял мужчина и растерянно поблескивал очками.

Взвизгнула сирена. Через минуту подъехал микроавтобус с красным крестом, потом полицейский уазик. Люди при исполнении продрались вглубь толпы и обступили нечто, лежащее на асфальте. На несколько мгновений толпа расступилась. Таня зажмурила глаза, чтобы не смотреть, но в последний момент открыла и увидела пухлую ногу, принадлежащую давешней тетке. Той, что ругала мальчика и его тонкую маму. Туфли с перемычкой и перфорацией хорошо запомнились Тане – наверное, потому, что она боялась взглянуть тетке в глаза.

Злая тетка была старше Тани всего-навсего на три года. У нее имелись причины быть злой. Ее не любил муж. Он работал в цеху дверей и решеток, три через три, делал железные двери, простые с кожзаменителем и элитные, покрытые деревом ценных пород. Он много пил, дома и на работе, и однажды отрубил себе кусок пальца. Он бил домашних, душил кошку и не считал, что жене нужна новая дубленка только по той причине, что старая вытерлась и была вся в блестящих проплешинах. Между тем, на семейных праздниках его брат с супругой рассказывали, что купили старшенькому компьютер за две тысячи уе. Супруга эта ходила в спортзал и улыбалась отбеленными зубами, змея. Злая тетка часто запиралась в ванной, рассматривала свои мешки под глазами и нос картошкой. Недовольная свекровь ломилась в дверь, потом с негодованием замачивала носки в тазу и кричала, что в этом доме никто палец о палец не ударит, жены не выполняют своих обязанностей и все в квартире покрыто куделями шерсти.

Теперь злая тетка лежала в пластиковом мешке и силилась всхлипнуть или хотя бы разжать зубы. Она чувствовала, как остывают ноги и руки, как холодеет в груди и наполняется пустотой голова. Звуки наплывали волнами, становились все глуше. Хлопнули дверцы. Руки санитара расстегнули молнию и обшарили карманы. Вынули ключи и отцепили пластиковый брелок, в котором плавали рыбки с большими глазами. И при жизни у нее не было красивых вещей… так что же удивляться теперь.

Таня влетела в подъезд, пулей взбежала по лестнице, почти взломала квартиру, захлопнула дверь – и только тогда почувствовала себя в относительной безопасности. Кинулась включать телевизор, чтобы не оставаться одной, но он отчего-то не заработал и остался безмолвным и темным. Таня вжалась в диван.

Между тем, сквозь стены и перекрытия панельной многоэтажки стали различимы шумы: шуршание, скрежет, далекие истошные крики, смех, стук падающих предметов. Детский рев и бряцанье на пианино. Каждый из этих звуков возникал неожиданно и отдельно, но все вместе они складывались в гул идущего своим чередом процесса. За каждой стеной настойчиво теплилась жизнь.