– Ты, конечно, ничего, но не так же быстро.

– В самом деле, что-то поторопился – пропустил этап задаривания, так что вот, это тебе, – протягивает пенал.

– Можешь себе оставить.

– Спасибо большое, но только боюсь, когда буду рисовать матку, совестно станет.

– А я и не знала, что ты такой совестливый.

– Если бы видела, как я рисую, самой бы стыдно стало.

Варвара посмеялась.

– Оставь здесь, может, девчонки будут проходить, подберут.

– Окей, – Максим положил пенал возле мостового ограждения, и они пошли гулять дальше.

– Всё хотел спросить: почему ты пошла со мной на встречу, в смысле, с незнакомым человеком?

– Твой голос показался знакомым.

– И этого оказалось достаточно?

– Чтобы просто прогуляться – да.

– Какая же ты всё-таки… Нет бы сказать: дать шанс сердцу влюбиться или что-то типа того.

Она задумчиво посмотрела на горизонт вдоль автострады, на краю которого медленно ползла холодная ночь.

– Хорошо, – продолжал Максим, – а что были за голоса вчера на заднем фоне?

– Ты слышал что-то?

– Как несколько человек разговаривало, но слов не разобрал. Показалось, как будто весёлая компания. Если это конфиденциально – я не настаиваю.

Варвара потупившись молчала, как будто ещё не отошла от резко навалившихся дум, отчего Максим решил, что ответа не получит, но вскоре собеседница заговорила:

– Тот период, когда я оказалась здесь, был очень тяжёлым для меня. Перед приездом сюда в родном городе у меня не осталось никого, я потеряла единственного близкого человека. Думала, – через натянутую улыбку Варвара глубоко вздохнула, – здесь получится отвлечься, перемениться, а в итоге из одного одиночества в другое. Удалось устроиться швеёй на работу к модельеру, сотрудничавшей с гигантами мод и вернувшейся из тёплой Италии на северную родину, удалось, потому что мать с детства таскала на швейную фабрику, где сама провела полжизни, и где лет с четырнадцати стала работать и я, тем самым набив к своим годам внушающий опыт. Но от себя не убежишь и одной дислокацией внутренний голос не заглушишь. В свободное время я бродила по неизвестным улицам, как в трансе, смеряла высоту крыш, скорость автомобилей, глубину прудов и рек, думала, что будет безболезнее, а потом думала снова: «нужно ли мне безоблезнее»? Готова была уйти в монастырь, при том что верующим человеком меня не назовёшь, да и ушла бы, наверное, если бы не успели доконать мысли или если бы однажды после смены девочка с работы не позвала посидеть в респектабельном лаундж-баре с её друзьями. Так я и нашла людей, с которыми смогла начать новую жизнь, смогла получать любовь и отдавать её в ответ. Правда, ненадолго; как я уже говорила: от себя не уйдёшь.

Максим был сбит с толку такой неожиданной откровенностью, и какое-то время они шли молча, сойдя с моста на противоположную набережную и почти сделав полукруг от сквера, из которого вышли. Появилась подходящая возможность подвести разговор к дяде Анатолию, но вопросов было много – Максим хотел задать все, соблюдая логический порядок, и начал с последнего:

– А почему ненадолго?

– Неважно, – она словно отмахнулась от невидимой мухи, – не хотелось бы сейчас об этом. Расскажи лучше, что тебя привело в этот город? Ты же, насколько я поняла, тоже нездешний.

– Приехал учиться – из более-менее хороших городов в университет по баллам прошёл на бюджетное место только здесь. Матушка всё хотела, чтобы уехал в перспективный мегаполис, получил высшее образование и «стал человеком». Учился без интереса, дошёл до последнего курса, а там на мне уже декан знатно оторвался и с визгом отчислил. Однако неприятнее всего было не то, что я не стал дипломированным архивариусом и документоведом, а то, что пришлось долго выслушивать материнский плач и негодование в телефонной трубке.