– Нет…сам, лично.
– Ммммм, – замычала и толкнула изо всех сил обеими руками.
А он вдруг схватил меня за затылок и, чуть приподняв в воздух, притянул к себе.
– Ведьма! – осматривая мое лицо, мои глаза, мои всклокоченные волосы, и я все же вижу три царапины у него на щеке и злорадно ухмыляюсь. Пусть видят. Пусть замазывает гримом, и когда поедет к своей жене, пусть думает, как оправдаться. – Соскучилась по мне?
– Неееет! – яростно ему в губы, а сама трясусь от того, что понимаю, как сильно он меня сейчас обнимает, как жмет к своей груди и восторженно смотрит в мое лицо. Он рад и не скрывает этого, и эта радость передается мне лихорадкой, за которую я себя ненавижу, но он уже заразил, уже поддел меня на ржавый крюк непроходящей зависимости.
– А имя мое на стене зачем царапала?
Я перестала дергаться и замерла…Он там был? В той комнате, где меня держали? Там, где я отчаянно молилась и хотела выжить, где всеми силами призывала его? Искал меня…лично…это ведь не может быть правдой? Не слишком ли унизительно для него?
– От ненависти?
– От ненависти.
Мои губы в миллиметре от его губ, но вместо поцелуя я вцепилась в его губу зубами и прокусила. Отшвырнул меня, как тряпку, так, что покатилась по полу, и зажал рот рукой.
– Сука! Ты что творишь?!
– Ты…заставил меня плести венки…ты…ты манипулировал мной. Мне хочется, чтобы ты…сдох!
Наотмашь по второй щеке так, что и я ощутила у себя во рту кровь. А потом обеими руками за горло и губами в мои губы. Во рту привкус железа и соли, во рту его бешеный и злой язык, сплетается с моим, и мне хорошо…Мне адски, до безумия хорошо. Щеку печет, во рту рана от зубов, а я дико целую его и кайфую от привкуса нашей крови у себя в горле. Искал…видел, шел по моим следам.
А еще потому, что сейчас он человек…он не айсберг, он не морозит меня льдом. Он настоящий. Мы с ним настоящие. Мои пальцы теребят пуговицы на его рубашке, дергают ремень его штанов. Он не помогает мне, а только смотрит в мои глаза своими темно-синими безднами мрака.
Приподнимает меня за талию, подхватывая под колени, сдвигая в сторону трусики, и одним безжалостным толчком заполняет собой. Даааа. Я хотела именно этого. Мне было нужно ощутить в себе его, а себя на нем, в нем. Я не представляла, насколько он сильный, не представляла, что вот так тоже можно заниматься сексом. Совершенно одетые, посреди комнаты, я в его руках, как тряпичная кукла, и он насаживает меня на себя, пронизывая своей плотью до обалденно-сводящей с ума невозможно блаженной боли. Как будто меня обжигает изнутри, как будто мои лёгкие разрываются, а стенки влагалища сдавливают его член и дрожат под мощными ударами мужской плоти.
– Мокрая, всегда голодная шлюха! – хрипло выдыхает мне в лицо и кусает сосок через ткань платья. – Всегда хочешь! Всегда течешь!
И член поршнем входит все сильнее и сильнее. Безжалостными ударами, пробивая меня, как насквозь. Ослепленная оргазмом, впиваюсь в его плечи, выгибаясь назад. Жалобно всхлипываю, судорожно выстанывая последние сокращения удовольствия.
– Хочешь меня…моя Марина! Моя дрянь! Ты ведь – маленькая похотливая дрянь…МОЯ! Ты это понимаешь? Ты только моя!
Его пальцы проникают в мой широко открытый рот и совершают в нем такие же сильные толчки, как и член. И под мои сосущие движения он кончает, силой сдавив мои бедра.
***
В эту ночь не уехал, остался со мной. Наверное, ощутил, что мне это необходимо…хотя он слишком эгоистичен для этого. Скорее всего, остаться захотел именно сам. Он спит, а я нет. Я смотрю в темноту, ощущая его руку у себя на плече, а под щекой гладкую и горячую кожу. Впервые лежу вот так, на нем. Мне не спится, а в голове пульсируют его слова о том, что я хочу только его, всегда хочу, и я понимаю, что это правда. Я его всегда до безумия хочу. Он разорвал мой внутренний мир, мои представления о любви, о жизни. Он заставил меня желать нежелаемого, хотеть того, чего хотеть неправильно.