18. Глава 18

Поднимаю вверх руку. Тяжело, но я через силу все же делаю это. Внимание рассеяно. Пытаюсь сосредоточить взгляд на коже, так как темные пятна на ней не дают покоя. Слюнявлю пальцы второй руки и пытаюсь оттереть эту грязь, как мне показалось вначале, с запястий. Тру так сильно, что кожа после нескольких минут моих действий начинает гореть, но результата ноль. Тогда бросаю это занятие и приподнимаюсь на локтях, опираясь на жесткую поверхность кушетки.

В сознание появляется ясность, и я хмурю брови, щурю глаза. Стараюсь понять, где я и что здесь делаю.

Странная комната сначала вводит меня в ступор, но он проходит после того, как напрягаю память и пытаюсь вспомнить, что происходило со мной вчера или позавчера.

Но мысли путаются, потому что вспомнить ничего не удается. С полным безразличием оглядываю себя голую и очень худую. Тело сплошь покрыто кровавыми подтеками и синяками.

Странно, почему же мне не больно тогда нисколечко? Прикасаюсь пальцем к одному из синяков и морщусь от пробившей это место точечной боли. Сажусь и, свесив ноги, касаюсь ледяного пола. Приглушенный свет не дает полного обзора комнаты. Могу рассмотреть только то, до чего дотягивается слабое свечение, но и это никак не помогает вспомнить вчерашний день. Встаю на ноги и тут же сажусь обратно. Внизу живота разливается адская боль, и приходится свернуться пополам, чтобы хоть как-то зафиксировать ее внутри. В голове раздается как будто щелчок, когда из рта вырывается громкий стон.

Перед внутренним взором, словно высеченное из камня, предстает лицо с ледяными глазами, в которых плещется холодная ярость, а рот искажает звериный оскал.

Руслан. Сознание, словно высохшая горошина, которую запустили в пустую емкость, начинает биться внутри черепной коробки, пытаясь тем самым разбить надтреснувшую сухую оболочку и выпустить из этого плена память.

Хватаюсь за голову, сжимаю ее между колен.

— Нет, нет, нет! — кричу, когда перед глазами, словно кадры из фильма, начинают проноситься картинки.

Чувствительность возвращается, обостряясь во сто крат, выворачивая душу наизнанку от тех страшных и грязных воспоминаний. Суставы выламывает, и я падаю на колени, выставляю вперед руки, опираясь на них. Рвотные позывы стискивают желудок в тугой узел, но остановиться я не могу. Горечь извергается желчью, а из глаз льются слезы.

Тело вмиг покрывается испариной, и меня начинает знобить. Господи, за что? Лучше смерть, чем все это!

Но, как оказалось позже, когда после моих криков в комнату вошел плечистый низкорослый мужчина, это все были цветочки. И пожалела я потом сто раз, что открывала рот.

— Ах ты, сука, как задрала уже, а? — в комнату врывается мужик и хватает меня за шею, отталкивает в сторону. — Задолбала ты уже всех. Хоть бы сдохла, что ли, уже, — он толкает меня ногой в бок, и я отлетаю в сторону, как щенок какой, больно ударяясь ребрами о пол.

Задыхаюсь от боли, от обиды. Закусываю губы до крови чтоб не закричать.

— Нет, ну правда, — он поворачивается ко мне лицом. — Макс! — орет во все горло, а сам смотрит на меня с интересом. — Позови Лидку, пусть приберется здесь, а то скоро клиент уже придет.

От этих слов иней покрывает все внутри.

— От такой ебли уже любая бы давно сдохла, это точно, а ты вон, глянь, — присаживается возле меня на корточки, а я смотрю на него, не мигая. — После трехнедельной долбежки еще и выглядишь нормально, — он проводит костяшками пальцев по предплечью, а я от свалившихся на меня новостей начинаю вздрагивать всем телом, беззвучного рыдая.