Пятнадцатый этаж, и двери разъезжаются в разные стороны. Делаю шаг из кабинки первая, за мною весь остальной народ. Сердце в груди бьется, как сумасшедшее.

По-солдатски резкий поворот направо, уверенные шаги и безразличный взгляд снаружи и буря внутри. Переживания захлестнули с головой. Слышала через толстую вату, как персонал приветствует, справляется о здоровье. А я ничего не могла сказать. В горле пересохло и саднило все. Сухой кивок, и продолжаю путь по серому ковролину в направлении кабинета директора. Нужно укрыться от посторонних глаз. Покурить.

Слабый толчок в бок оказался настолько неожиданным, что сбиваюсь с шага и, подворачивая ногу, заваливаюсь на бок, но крепкие руки не дают упасть.

Взгляд метнулся к Егору. Тот с напускной небрежностью подхватывает меня под локоть и прижимает к себе.

— Что же вы, Владислава Александровна, нацепили такие высокие каблучищи, раз ходок из вас… кхе… никакой? — спрашивает он, пряча улыбку в кулаке.

— Отпусти, — шиплю ему в лицо, а между тем публика вокруг нас собралась за считанные секунды.

Парень отпускает мой локоть, и стоит мне перенести вес на ногу, как ее тут же простреливает боль. Снова позорное заваливание на бок, и снова эти руки, но уже подхватывают всю меня, а я замираю, как завороженный зверек перед нападением кобры.

— Расслабься, детка, — шепчет мне в ухо Егор, а «зрители» приходят в движение.

Кто-то, суетясь, побежал за аптечкой, кто-то — за льдом.

— Не такая уж ты и пушинка, как кажется на первый взгляд. Ничего не сделаю, просто донесу до кабинета.

Парень говорит, а я слышу в его голосе волнение, что ли? Он быстрым шагом идет ко мне в кабинет.

Слова застряли внутри. В глазах появились слезы. Господи, мне точно конец, ведь у Руслана тут не только уши, но и глаза. Все тело, начиная от кончиков пальцев и до кончиков волос, наливается свинцом. К горлу подкатывает тошнота.

— Я же тебе говорю, не переживай, — зло шепчет парень, и я фокусирую взгляд на нем. — Руслан ничего тебе не сделает.

«Понимает», — пронеслась мысль в голове, и слезы тонкими дорожками полились из глаз.

— О, боже, Владислава Александровна, — слышу растерянный голос секретарши, — что произошло?

Хочу ответить, но вместо этого из груди вырывается хрип.

— Снеж, почему не смотришь за начальницей своей? — голос насмешливый и в то же время озабоченный.

— А что я? Я ничего, — засуетилась девушка. — А, что случилось-то, Егор?

— Дверь открой, тяжело же, — рявкнул на нее парень, и она, не говоря больше ни слова, шмыгнула к двери, распахнула ее настежь.

— Аптечку и лед принеси. Так, кто-то должен был уже сходить за ними.

— Да, сейчас, — она выбежала из кабинета, оставив нас вдвоем.

Егор сажает меня в кресло, а сам встает передо мной на колени и снимает туфлю.

— Оставь, не нужно, — сквозь всхлипы прошу его.

— Прекрати ныть, а, — кривит он лицо и задирает штанину выше. — Ведешь себя как маленькая капризная девчонка.

Он поднимает взгляд на меня и, точно змей, гипнотизирует своими карими глазами с янтарными искрами, разбросанными по всей радужке. Ответь бы на его колкость, но язык к небу будто прирос, ни слова вымолвить не могу, ни звука.

— Я же помочь хочу, — уже тише говорит он, и пальцы тянутся к моей щеке, вытирают слезы.

— Вот, Егор, — голос секретарши раздается за его спиной, и парень тут же отдергивает руку.

Меня накрывает паника.

— Снеж, воды еще неси и обезболивающее, — приказывает, а сам смотрит мне в глаза, не отрываясь, — и успокоительное тоже прихвати. Валерьяночка какая-нибудь есть?

В этот момент мне захотелось сильно рассмеяться. Уверена, смех бы получился жуткий. Попыталась вырвать ногу у него, но его хватка только усилилась в этот момент, видимо, ожидал. Я опустила взгляд на лодыжку и поняла, что каблуки не светят мне недели полторы, это точно.