–– Барон де Базенваль в тюрьме? – пролепетала я пораженно.
–– Да, его заключили туда, по сути, друзья, чтобы спасти от расправы. Но армия Иль-де-Франса нынче обезглавлена. А маркиз де Сомбрейль, предательски сдавший бунтовщикам Дом инвалидов и позволивший им вынести оттуда все оружие, – на своем месте и на свободе. Король и не собирается призывать его к ответу!
–– Вы в который раз презрительно отзываетесь об его величестве, – проговорила я неодобрительно. – Конечно, он особо ничего не делает…
–– Да он просто спит! По крайней мере, такое создается впечатление. Он предал в руки убийц Фуллона, своего первого министра! Чего еще мне ждать? Король так низко кланялся своим врагам, что с его головы уже слетела корона. Возможно, его самого вскоре убьют.
–– Пресвятая Дева! Как вы можете даже предполагать такое?
–– Это вполне возможно, – резко бросил отец. – Убили же Генриха Третьего. И Генриха Четвертого. Людовик, как и они, не бессмертен. Кто-то уже палил по нему из пистолета во время его недавней, отнюдь не триумфальной поездки в Париж. И если Орлеаны хотят захватить трон, убийство Людовика – это первое, на что они должны быть нацелены. Во всеобщем хаосе легко убить даже короля…
Маршал рассказал мне поразительные вещи, о которых я, сидя в доме на Вишневой улице, и не подозревала. Оказывается, неделю назад, когда еще не остыли камни разгромленной Бастилии и не высохла кровь Флесселя и де Лонэ, король по требованию «парижан» (имелась в виду новая власть в лице Лафайета, главы новосозданной Национальной гвардии, и старика Байи, нового мэра столицы) приехал в Ратушу, принял из рук Байи революционную кокарду – наподобие той, что раздавали на моих глазах в Пале Рояль, только не зеленую, а трехцветную, символ лакеев герцога Орлеанского. Он согласился со всем, что было сделано вПариже в эти дни, утвердил новые власти и никого не призвал к ответу за кровопролитие.
–– В благодарность за это, не побоюсь сказать, предательство кто-то стрелял в него, когда он был в карете. Пуля прошла совсем рядом с головой и застряла в обшивке… – Отец усмехнулся. – Кто знает, может, эта пуля, будь она пущена более меткой рукой, многое изменила бы.
–– Замолчите! Вы должны сочувствовать королю, а вы злорадствуете! И не предательство это вовсе, а…
–– … а глупость? Вы это хотите сказать? О святой Бенуа! Что же за радость иметь глупого короля? Повторяю, дочь моя: все дело было за ним. Я присутствовал на последнем совете в Марли и знаю, как все принцы крови уговаривали его, склоняли к решительному шагу! Даже Талейран, этот довольно-таки гнусный епископ Отенский, забеспокоился о судьбе королевства и изощрялся в красноречии, пытаясь убедить короля быть решительным. Однако в самую последнюю минуту король отказался от всех разумных и решительных мер!
–– А что вы ему предлагали? – спросила я довольно безучастно.
–– Стоило всего лишь арестовать десяток смутьянов, в первую очередь – герцога Орлеанского и Мирабо. А Генеральные штаты пинком под зад выгнать из Версаля в Компьень! У нас были на это силы. Но Людовик из всех предложенных ему разумных мер выбрал собственную – идиотскую. Приказал отвести наши войска и отправился на поклон к врагам! На этом все кончено, Сюзанна, король покрыл себя позором, он не желает защищаться, и мы должны позаботиться хотя бы о себе.
–– Бросив монархию на произвол судьбы?
–– Что же нам сейчас остается? Или вы не видели, что случилось с Эмманюэлем?
–– Но эмиграция – это же трусость....
–– Эмиграция – это единственное разумное решение в ситуации, когда из тебя делают мишень. Принцы и я и за границей останемся верными монархии. Я верю, что наступит момент, когда король одумается и призовет нас. А может быть, мы сами приведем во Францию аристократическую армию и покончим с бунтом. Для этого будет достаточно трех месяцев – при условии, что нас поддержат иностранные государи.