– Э-э, нет! Пусть товарищ майор заходит! Он в форме, а вас я не знаю!

Бартеньев глянул на Одинцова с легким торжеством. Дескать, он здесь начальник, ему и флаг в руки. Он зашел в квартиру, минут через пять вернулся. Качок закрыл за ним дверь, Максим слышал, как защелкиваются замки.

– Действительно, в квартире у гражданина Стужина никого нет! – с упреком глянув на Кустарева, сказал начальник отдела.

– Но я знаю, что Мазуров там был! И не выходил он оттуда!

– Я всю квартиру осмотрел, нет никого!

– Значит, плохо смотрели! – Уязвленный Гриша занес руку, чтобы постучать в закрытую дверь.

– Кустарев! – одернул его Бартеньев.

Кустарев будто очнулся, вменяемо посмотрел на него.

– Извините, товарищ майор!.. Товарищ капитан!.. – На Одинцова он глянул с одержимостью зацикленного на своей правоте человека. – Я знаю!.. Там тайный ход!.. Я сейчас!

Он со всех ног рванул вниз, и Одинцову ничего не оставалось, как последовать за ним.

Гриша ворвался в косметический салон через служебный вход. Охранник пытался остановить его, но Кустарев ткнул ему в лицо раскрытые корочки. А недовес в собственных полномочиях он с лихвой компенсировал безудержной нахрапистостью. Он рвался в кабинет директора, и никто не смог его остановить. Одинцов просто следовал за ним, с интересом наблюдая за его действиями. В запале он и сам был таким…

Кустарев прорвался в приемную директора. Там за компьютером стучала по клавиатуре миловидная секретарша, а в кресле, забросив ногу за ногу, сидела коротко стриженная девушка с четкими, пропорциональными, но грубыми чертами лица. Примерно такая же стрижка была и у Любы, но разве можно было сравнивать этих двух женщин? Люба – сама женственность, а эта – типичная муж-лесбиянка. И ее внешность наводила эту мысль, и взгляд, которым она смотрела на секретаршу. Так мужчина смотрит на хорошенькую женщину.

Видимо, не зря телохранительницу Альбины звали не Шурой, а Шуриком.

Коротко стриженная сорвалась со своего места, но не успела преградить Кустареву путь. Гриша получил возможность с ходу, без разрешения вломиться в кабинет Батыгиной, но дверь, увы, была закрыта.

А Шурик не собиралась ждать, когда он сломает дверь. Одной рукой она схватила парня за шиворот, другой за ремень под джинсовой курткой. Она весила чуть ли не вдвое меньше, чем Гриша, но это не помешало ей швырнуть его на пол с такой легкостью, как будто он был мешком, набитым соломой.

Не успел Кустарев среагировать на изменение обстановки, за это и поплатился. Но, падая, он увлек за собой и телохранительницу Батыгиной. Шурик не смогла удержаться на ногах, упала, но тут же вскочила. И сразу же попала в оборот. Боевым самбо Максим занимался давно, и одно время – профессионально. Он поймал девушку, взял ее на прием. Надо отдать ей должное, она попыталась вырваться из захвата и даже смогла нейтрализовать крутящий момент, но все равно оказалась на полу. Одинцов заломал Шурика, а Кустарев надел на нее наручники. Нападение на представителя власти – это статья уголовного кодекса, а значит, за основаниями для задержания ходить не надо. И не важно, поддерживал Максим самодеятельность своего подопечного или нет.

Дверь взламывать не пришлось, она открылась сама.

– Что здесь такое? – возмущенно спросила Батыгина.

Красивая она женщина, достойная поклонения, но Гриша едва глянул на нее.

– Пардон! – извинился он, заталкивая ее обратно в кабинет.

Парень вошел в раж, и остановить его, казалось, могла только пуля, и то не всякая.

Он ворвался в кабинет, обогнул длинный стол, открыл створку платяного шкафа.