Херня какая-то…

В суровом полковнике внезапно проснулся романтик.

Конечно, Фёдору было грех на жизнь жаловаться. Свой дом, достаток, детишки, но…одиночество это страшная вещь. И с каждым прожитым годом оно съедает его все сильнее. Скоро дети подрастут и оставят его одного. Лизка вон уже жениха привела…окаянного.

С Ирой одиночество отступало.

Она оказалась такой доброй, жизнерадостной, отзывчивой в жизни.

Мог ли он мечтать о большем?

Мечтал…

О смятых простынях, о ее мягком теле.

До трясучки.

И в тоже время, Фёдор прекрасно понимал, что не самый удачный вариант в плане отношений для Ирины. Все же трое чужих детей – это не то о чем мечтают женщины, поэтому пока не находил в себе силы рассказать правду.

А еще он боялся, что для нее их отношения станут проходящим моментом. Вокруг прекрасной бухгалтерши вон сколько мужиков трется. Один только агроном чего стоит.

Какое-то пакостливое, назойливое чувство тревожило грудь – страх вновь остаться один на одни со своими неразделенными чувствами. Хотя, почему один? С бутылкой.

Это уже было в его жизни – любовь к красивой женщине. И это было прекрасно, если бы не было так непередаваемо больно.

В воскресенье у Фёдора был наряд в поле – снова не хватало рабочих рук.

Поздоровался с мужиками и за работу, будь она неладна.

Кому охота работать в воскресное утро, тем более в такую жару? Скоро лето, а солнце уже припекает, хоть шорты надевай. Конечно, в кабине импортного трактора жару переносить гораздо легче – работает кондиционер, но к обеду он обычно переставал справляться с духотой, и приходилось отрывать окна, откуда сухой горячий воздух нещадно гонит пыль. К концу смены выглядишь так, словно на земле валялся, а спину ломит будто на горбу пять тонн мешков с цементом перетаскал.

На время обеда мужики собираются в посадке, под тенью раскидистых деревьев и за едой шумно обсуждают дела насущные.

- Слыхал я, полковник, агрономчик наш к бухгалтерше твоей подкатывал, - толкнул его в плечо, сидевший рядом Петрович.

Федор, что до этого мирно ел окрошку, чуть не подавился.

- С чего бы это она вдруг моя стала?

- Твоя-твоя! – хохотнул мужик, - У меня племянница Валька Курдюкова с ней по соседству живет. Усе видала. И как ты приходил, и как ентот, - кивок в сторону подъезжающей агрономовской «Нивы», - захаживал. Говорит: в одних труселях был и с инструментом…

Полковник даже в лице переменился.

- Ха! Да не с тем инструментом-то! - как бешеный конь заржал Петрович, - С дрелью! Чегой-то там сверлил. Ума дать не могу чего. Руки-то у Олеженьки из жопы всю жизнь как росли, так и растут. Он только языком чесать научился. Так что ты полковник гляди. Уведут твою кралю.

Фёдор в ответ ничего не сказал, только насупился пуще прежнего и окрошку от себя отодвинул.

Слова Петровича неприятно цапнули, ревнивое воображение моментально нарисовало Иру и Олега, сплетающихся в страстном объятии это было…страсть как паршиво.

Потом, пораскинув мозгами, до полковника все же дошло, что Ире просто нужна мужская помощь в обустройстве квартиры. Она только переехала. Это хорошо он подоспел, когда шкаф привезли. Как бы она его одна собирала?

В итоге, едва закончилась его смена, не задерживаясь и минуты, предупредив Лизку, полковник собрал с гаража самый необходимый инструмент и переоделся в чистую одежду.

Пятнадцать минут езды и вот он уже у Ириной квартиры.

Надо все ей в доме переделать.

Что б, не шлялись тут всякие и не зарились на его Кралечку!

8. Глава 8

Краля

Воскресный день я провела в блаженной лени.

Вчерашним вечером, взбудораженная свиданием с полковником, долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, перебирая в голове самые приятные моменты, и ловила себя на мысли, что не могу дождаться, когда уже наступит понедельник. Ведь тогда я смогу увидеть этого сурового мужчину, что рядом мной терял свою брутальность и становился таким заботливым плюшевым мишкой.