- Чего вам в такую рань не спится? - раздается с печки страдальческий мужской хрип.

Мы с бабой Люсей дружно вздрагиваем. Совсем позабыли, что ночью пострадавший от моей руки Кондрат после ухода гостей умудрился тихо вскарабкаться на печку с помощью деревянной лестницы и там среди старых тряпок и газет вырубился.

- Тьфу ты, прости Господи! - сплëвывает баба Люся. - Напугал-то как... Генеральная уборка у нас, не видишь, что ли? Ребятенку чистота нужна!

- Дело хорошее, как раз по вам, - широко зевает Кондрат. - Женской руки этому дому давно не хватает. Помог бы, да не могу по причине инвалидности, так что звиняйте...

И с болезненным кряхтением перевернувшись на другой бок принимается сопеть дальше.

Баба Люся качает головой.

- Ну что за народ пошел хлипкий... только на пугало от незваных гостей и тянет! Ничего, Дашуль, сами справимся. Главное - воды не жалеть!

Следующие несколько часов у нас проходят в бурной деятельности. По очереди мы намываем весь дом, вытряхиваем пыльные коврики в огороде, складываем в крошечном предбаннике гору белья, включая скатерть со стола и серые от многолетней грязи кружевные занавески.

Маленький Вася нам не мешает. После каждого кормления он засыпает, а во время бодрствования слишком заинтересован шумом уборки, чтобы капризничать.

К обеду мы так устаем, что уже и сил нет, чтобы баню затопить. От нашего вида даже у Кондрата просыпается совесть. Косится на нас с печки, косится... и слезает на пол.

- Отдыхайте, хлопотуньи, сам баню растоплю.

- А как же нога? - удивляюсь я.

- Отошла уже, - бурчит он. - На мне всë, как на собаке... - он стягивает с печи бабушкину палку-трость, бросает взгляд в окно и морщится: - Вот же нелегкая стерву принесла!

Я машинально смотрю на улицу и вздрагиваю от неприятного чувства узнавания. Возле калитки стоит, постукивая модным а-ля камуфляжным сапожком, она - Нонна.

Всë-таки та самая.

- Кондрат! Ты здесь? - зовет с улицы мелодичный голосок, и от его знакомого капризно-самоуверенного тембра меня пробирает неприятным холодком.

Не дожидаясь ответа, Нонна толкает калитку и направляется к нашим воротам. Я почти что на автомате разворачиваюсь к сеням и медленно выхожу. В отмытом до блеска зеркальце над умывальником у печки смутно мелькает мое побледневшее, как мел, лицо с пронзительно-колким взглядом.

- Даш, ты не волнуйся так...

Баба Люся что-то сочувственно говорит мне в спину, но я не воспринимаю ее слова. Совсем. Все мои помыслы сейчас сосредоточены на блондинистой макушке бывшей любовницы моего мужа, которая нетерпеливо протискивается в скрипучую створку проржавевших ворот...

И мне кажется, что даже издалека я чую сладковатый запах ее духов. Дорогих и для кого-то, наверное, приятных... но для меня - тошнотворных. Потому что ассоциативная память - страшная вещь.

- Чего это с ней? - удивленно интересуется за моей спиной у бабушки Кондрат.

Что она отвечает ему, от моего слуха тоже ускользает. Я стремительно выхожу во двор прямо в тапочках, совершенно забыв, что там холодно и слякотно. Да и плевать не неудобства, честно говоря. Гораздо важнее выкинуть мерзкую суку Нонну с моей территории.

Внутри клокочет гнев, помогая справиться с фантомом душевной боли. Никто больше не увидит прежнюю беззащитную Дашу. Никто и никогда. Особенно - эта блондинистая тварь, которая спровоцировала у меня преждевременные роды и чуть не погубила моего ребенка!

Без тени сомнения я печатаю шаги по голой и мокрой земле, не обращая внимания на всплески грязи. И успеваю к воротам как раз вовремя.