- О, один раз знаете как было весело вначале, а потом не очень,- Саша улыбался, вспоминая свое детство и их проделки с братьями. - Мы наделали самолётиков воздушных. Дело летом было. Обычно нас в лагерь отправляли, дедушка с бабушкой ещё на море вывозили, а тут мы что-то дома были. Я, значит, за старшего, лет мне было, - он задумался, аж лоб наморщил,- не помню, но в старшую школу ещё не ходил, восьмой-девятый класс. Да и братья все уже были школьниками и не первоклашками точно. Короче, мозги должны были быть. Так вот наделали самолётиков и запускали их с балкона вниз. Быстро это занятие наскучило, и мы решили, что интереснее играть в воздушный бой. Спички поджигали и одновременно запускали самолёт. Надо было попасть горящей спичкой в самолёт, как будто подбили его фашисты. Обгорелые клочки бумаги падали вниз на клумбу. Олень тогда ещё сказал, как сейчас помню, что зола - это удобрение, нам соседка спасибо еще скажет. А потом ветер поменялся и занёс горящий самолёт к этой самой соседке-цветочнице в квартиру. А у нее на балконе как у всех советских людей кипы газет, журналов и хлама до потолка, включая сломанные лыжи. И все это загорелось очень быстро, дым повалил, огонь из окна. Нам хватило ума вызвать пожарных. А вечером батя с Софьей нас воспитывали.

- Ремнем пороли или розгами?

- Хуже, - Саша наигранно вздохнул, - нам читали нотации. Долго и со вкусом. Это было ужасно. Батя так умел на мозг капать, что казалось, лучше бы выпорол. А потом нас лишили сладкого на месяц.

- Да, вы прям банда, организованная преступная группировка. Батя с Софьей седые с вами стали?

- Батя уже при встрече с нами был серым, не седой совсем, но и не русый. Он рано поседел. А я в него.

- Тебе идёт, - я посмотрела на мужчину, который при моих словах остановился и развернулся всем корпусом ко мне. Высокий, крепкий, солнцезащитные очки на носу, улыбка и ямочка на правой щеке.– Честно.

Катя, которая все это время шла молча, слушая Сашу, тут же влезла:

- Алекс, ты такой красивый! Красивее Кольки из нашей группы, а по нему всё девчонки сохнут. Вот у нас будет утренник, ты приедешь, и все рты пораскрывают. Даже Ирина Владимировна. А я скажу, что ты мой…,- Катя задумалась, как же обозначить Сашу, а я напряглась от ее рассуждений.

Если она сейчас скажет «папа», то нам не миновать разговора про Женю. А нам и прошлые разговоры давались со слезами. Но обошлось, Катя, подумав, заявила:

- Мой друг и мамин тоже.

Саша все также стоял напротив меня, лишь голову склонил к Кате, и внимательно ее слушал, никак не проявляя недовольства или испуга по поводу планов ребенка на его персону.

- Хорошо, - кивнул, улыбаясь, - когда утренник?

- Осенью, - Катя пожала плечами, - а на паровозике прокатимся?

Интересующая тема закрыта, дочь увидела экскурсионный поезд.

- Прокатимся!

На площадке с качелями ещё детей Николая II, воссозданными по сохранившимся чертежам, мы застряли надолго: дочь нашла себе друзей - брата и сестру близняшек, сверстников Кати.

Мы с Сашей стояли в сторонке, чтобы не мешать бегающей детворе, но так чтобы видеть происходящее. Сама бы я села на скамейку и, поглядывая одним глазом за Катенькой, рассматривала людей. Всегда было интересно наблюдать, а ещё интереснее предлагать, кто кому кем приходиться и какие у людей отношения. Но Саша, видимо, в силу профессии занял такую позицию, чтобы просматривались все выходы с площадки и большую часть детей и взрослых.

- Давай на лестницу залезем, оттуда угол обстрела лучше? – попыталась пошутить, получилось не очень, но наедине я вдруг испытала неловкость после вчерашнего поцелуя. Или оттого, то больше никаких поползновений Саша не делал, а я не знала, как мне быть дальше.