– Вот, – указываю на маленькую дощечку, уложенную на скате крыши рядом с яблоневой веткой. – Я нашел это здесь.

Мелкими шажками Зоуи приближается к этому импровизированному сиденью. Смотрит вверх, где край крыши нависает над этим сооружением, создавая козырек от дождя и ветра. Затем бросает взгляд на пепельницу, сделанную из старой консервной банки и прикрепленную гвоздем к стене. Внимательно все рассматривает с открытым от удивления ртом, и я понимаю, что она не знала об этом тайном месте ее брата.

Непостижимо.

Зоуи наклоняется, садится на доску, обхватывает колени и молча смотрит вдаль. Присаживаюсь рядом.

– Красивый вид, правда? – Выдаю.

– Да, – отвечает она на американский манер. Небрежно проглатывая окончание. И до меня доходит, что девчонка уже невольно копирует мое произношение. Какие-то два дня, а оно вон как – уже само у нее выходит.

– И удобно. – Продолжаю нести бред. – Не нужно спускаться на улицу, чтобы покурить.

– Угу. – Задумчиво кивает Зоуи. – Только вот я не знала, что Степа… бывал здесь.

Вытягиваю ноги и медленно вдыхаю прохладный вечерний воздух. Опять хочется курить.

– Неловко вышло с твоим парнем.

– Да. Очень. – Она поворачивается и долго смотрит на меня, а затем обхватывает свои предплечья руками, чтобы не мерзнуть. – Где ты был сегодня, Джастин?

Ее взгляд скользит по моему лицу и останавливается на разбитой губе.

– А почему в вашей стране никто не улыбается? – Спрашиваю я вместо ответа.

Ну, если честно, этот вопрос совсем не удивителен. Я ожидала нечто подобное еще с того момента, как Челси рассказывала мне про small-talk: мало того, что американцы улыбаются всем подряд, так у них еще действует правило короткой светской беседы. Это когда ты приходишь в магазин, парикмахерскую, стоишь в очереди в какое-то учреждение и обмениваешься ничего не значащими, бессодержательными фразами со случайными людьми.

Разговоры о пустяках, о погоде, о своей семье – неотъемлемая часть этикета в Штатах и Старом Свете. Поболтать с незнакомыми людьми или кассиром в супермаркете – это проявление вежливости и учтивости. Даже если ты торопишься, даже если нет настроения – обменяться хотя бы парой дежурных фраз приходится.

Для моей страны – это, конечно, непривычно. И это еще мягко сказано. Одно дело, когда ты знаешь продавца в магазине возле дома, и совершенно другое – когда спрашиваешь у первого встречного кассира: «Хэй, привет, как дела? Не правда ли, сегодня ужасно холодно и ветрено?» Я даже представляю выражение лица, с каким на тебя посмотрят после этой фразы. Самое щедрое, на что ты можешь рассчитывать в ответ, это сдержанное: «угу».

И дело тут не в воспитании, а в менталитете.

– Понимаешь, – начинаю я, и меня все еще потряхивает после случившегося во время разговора со Славой. – Сначала это кажется грубостью… но, думаю, русские просто более искренни в своем отношении к другим людям. Мы не унылые, мы – серьезные. Нас часто настораживает, если человек улыбается без причины. – Разглаживаю складочки на платье и замираю, когда на мое запястье вдруг садится большая бабочка. Она наряжена в идеально белое одеяние с крупными черными пятнышками, а по краям крылышек, словно кто-то пеплом присыпал – тянется красивая черная окантовка. – Мы не улыбаемся, потому что так нужно или так принято. – Говорю с придыханием. – Если россиянин тебе улыбнулся, значит, он реально хорошо к тебе относится.

Я боюсь дышать. Не хочу, чтобы она улетала. Розовый закат, пробивающийся через ветви яблони, причудливо отражается в узорах ее тонких, хрупких крыльев. Моя рука заметно дрожит. Медленно поворачиваюсь к Джастину. Одними только глазами.