- Ка-атья, - недовольно протянул Макс, позволив себя отстранить, но лишь ненадолго.
В ту же секунду он вновь завладел губами девушки, которая уже не могла и не хотела сопротивляться чувствам, охватившим ее.
- Ты многого не знаешь, - шепнула она, предупреждая.
Мало ли что он не знает? В данную минуту он хотел ее целовать, а не думать о запретах. Все остальное он узнает потом. Непременно узнает… если не станет поздно.
А сейчас Нойманн желал прижимать ее такое хрупкое и одновременно красивое тело к своему. Хотел, и она тоже желала, ведь Макс бы никогда не сделал что-то против ее воли. Просто он - взрослый мужчина, который становится мальчишкой в ее присутствии, и его одолевают те чувства, которые ранее он умел держать в узде. И одно Макс точно знал наверняка: никогда ранее он не целовал девушку столь жадно, безумно и бездумно.
Катя принимала поцелуй, поддавшись мимолетному порыву. Ведь это их последняя встреча, так почему бы не сделать ее запоминающейся? Ей настолько нравились его губы, что только в самых скрытых мечтах она желала попробовать их на вкус. Эти губы всегда придавали точность суровому лицу Нойманна, именно они часто улыбались ей, Кате, когда они были наедине.
Только один поцелуй, всего один… за которым должно последовать прощание.
Катя выдохнула:
- Как ты поедешь? Погода разбушевалась, Макс…
- С мыслями о тебе, - прошептал Нойманн, зарываясь своей пятерней в ее густые русые локоны, а другой рукой он прикоснулся к ее плечу, постепенно направляясь к запястью.
Гром пророкотал где-то издалека, за пределами их автомобиля, а в Кате вдруг вспыхнула та самая острота чувств, едва теплая широкая ладонь мужчины коснулась края ее невесомого платья. Там, где одежда граничит с оголенным коленом.
Катя положила свою ладонь поверх ладони Макса, но остановить их обоих, кажется, было уже невозможно.
[1] Wir sind angekommen, Katja (с нем.: «Мы приехали»)
12. Глава 12
Ливень беспощадно стучал по крыше автомобиля, укрывая двоих влюбленных от чужих глаз. Впрочем, на улице в такую погоду и днем с огнем не сыщешь, не так ли?
Ливень тарабанил по крыше, прося Катю одуматься и вспомнить о том, что Макс – иностранец. Вспомнить о том, что в Германии у него семья, что он непременно уедет и уедет уже совсем скоро. Буквально через несколько дней.
«Зачем ты позволяешь подняться его руке выше? Зачем позволяешь ему касаться тебя так, словно ты – принадлежишь ему?», - пронеслось у нее в голове, но… мимолетно.
Макс стиснул зубы, когда почувствовал огромное возбуждение и тесноту в собственных брюках. Он понял одну простую вещь: Максу не нравится Катя, он даже в нее не влюблен.
У него было другое чувство к ней. Более веское, чтобы... чтобы остаться в России ненадолго. Чтобы приучить к себе девушку, привязать ее к себе, а затем увезти. Именно так! И вместе с этой вдруг осенившей его мыслью Нойманн с силой сжал бедро девушки, губы которой не отпускал из своего плена вот уже которую минуту.
Катя вскрикнула, отшатнувшись от Нойманна.
Он не сумел сдержать свои порывы.
«Теперь на ее нежной коже точно останется синяк… Черт, я ведь не должен был так сильно увлекаться Катей и тем более увлекать ее за собой в этот темный, черный и нескончаемый омут», - подумалось немцу, но с запозданием.
Нойманн не должен был продолжать. Макс вспомнил, что вскоре ему придется покинуть Россию.
- Verzeih mir[1], - глухо бросает он.
(- Прости меня)
Учащенное дыхание, бешеное сердцебиение и плен, в который их обоих захватило безумие. Захватило и отпускать, похоже, не собиралось.