– Черт возьми!!!
– Черт возьми, вот именно.
– Значит, твой дядя пропал тридцать четыре года назад?
– Около того.
– И что ты задумала?
– Поехать туда, поговорить с теми, кто его знал. Понять…
– Но зачем?
– Чтобы помочь маме. Она все еще уверена, что это ее вина, представляешь? Хотя прошло столько времени. И себе тоже.
– Дорогая, думаешь, это один из твоих детективов? Во-первых, ты беременна, а во-вторых, что можно раскрыть в давней истории? Полиция провела расследование, неужели ты надеешься узнать что-то новое, чего они тогда не узнали?
– Ты же сам говоришь, что иногда вы недорабатываете, что сторонний человек даже представить себе не может, до чего халтурно порой идет следствие, теряются улики, дела раскрываются по воле случая…
– С ума сошла, ничего подобного я не говорил… – и осекается, знает ведь, что говорил. – Антония…
– Да, милый.
– Я люблю тебя…
– Я тоже тебя люблю.
– Могу я чем-то помочь?
– Можешь сказать своему коллеге из Феррары, что я хочу поговорить с ним. Следственные дела у них сохраняются?
– Думаю, да. Я попрошу его поискать. Надо знать, когда пропал твой дядя. Если они никуда не переезжали, если не потеряли дело… Скорее всего, тех следователей уже нет в живых.
– А вдруг есть? Может, кого-то еще застану, на пенсии.
– Может быть. Не хочешь ли, чтобы я этим занялся? Мне было бы проще.
– Я хотела бы сама, лично, и хочу поехать туда. Мне нужно понять эту историю. Дядя – наркоман, дедушка – самоубийца… Конечно, я их не знала, но все же…
– Мама твоя тоже хороша… рассказать такую историю, когда ты ждешь ребенка… – Вид у Лео грустный.
– Она говорит, что специально так сделала, что беременные неуязвимы.
– Надеюсь…
Лео вздыхает. Он обожает мою мать. Иногда, чтобы подразнить меня, говорит, что она лучше и что, наверное, он в нее влюбился. Мама красивая, что правда – то правда, всегда была красивой, даже если не признает этого. Альма вообще странный человек. Кажется неуверенной, но в действительности у нее очень сильный характер. Непредсказуемая, противоречивая, все решает сама. Такая эмоциональная, что не любить ее невозможно, хоть она и убеждена, что невыносима, и, надо признать, нередко бывает такой. Когда я была подростком, мы не ладили: это она казалась мне тинейджером, иногда кажется и сейчас.
– Сколько времени думаешь провести в Ферраре?
– Неделю максимум. В понедельник мне надо быть на приеме у врача. Попробую поговорить с полицией, с теми, кто знал Майо. Нужно сделать это до рождения Ады. Раньше я ничего не знала о маминой семье. Теперь понимаю почему.
– Ты ей сказала?
– Нет, не могу. Она не поймет. Ты должен меня прикрыть. Ты даже не представляешь, насколько ей трудно об этом говорить. Она уверена, что разрушила семью своими руками!
– А отец?
– Он ничего не знает. Мы увидимся завтра, нужно многое у него спросить. Альма уехала в Рим на выставку Гирри[4], и мы договорились пообедать вместе.
– А что говорит твоя доктор Маркетти?
– Что со мной все в порядке и что, в любом случае, в Ферраре есть отличная акушерка.
– Ты уверена, она именно так и сказала?
– Нет, конечно. Думаешь, я рассказала гинекологу личную историю? В самом деле, чувствую я себя превосходно. Твоя мама работала до последнего, и смотри, какой прекрасный ты получился.
– Но моя мама не… Ладно, Тони, делай, как знаешь, тебя все равно не переубедишь.
– Буду дома в воскресенье или раньше. Не волнуйся.
Альма
Мы пошли с Бенетти домой к одному типу, торговцу. Это был взрослый дядька, с усами, я никогда его раньше не видела. Он не был похож на наркомана и не хотел брать с нас денег. Мы еще подумали, что нам повезло.