По одну сторону огромной мусорки жили люди, а по другую - стая собак. Дикие, озлобленные, но не совсем отощавщие, собаки-людоеды, даже в машине чувствовали возможную добычу. Увязались следом, пришлось увеличить скорость. Но дорога-то - кочки да ямы, сильно не разгонишься! Скоро свора стала догонять. Конечно, вытащить нас из салона зверюги не смогут, но вдруг сломается что-нибудь? Колесо, например, пробьется? На такую стаю огромную угробишь все патроны!
Когда один из псов, похожий на гончака, с оскаленной пастью и вываленным от бешеной скорости языком, оказался совсем близко слева от машины, Степка, мало еще видевший на своем веку, за пределы города не выезжавший, труханул неплохо. Он крутил головой, пытаясь рассмотреть что твориться по обе стороны от нас на дороге. Колесо попало в яму, машина вильнула в сторону, собачье тело ударилось в дверцу, раздался дикий визг, машину тряхнуло еще раз, видимо, псина угодила под колесо. Свора отстала.
В зеркало заднего вида было хорошо видно, как быстро растерзав на части, псы начали пожирать своего соплеменника, при этом сражаясь за лучшие куски. Да-а, если друзья человека так одичали за десять лет, то что в лесах твориться? Тем более, что отстрел диких животных никто не ведет. Рискнул спросить у Странника:
- Как же ты пешком-то ходишь здесь?
Он пожал плечами и ухмыльнулся:
- Это еще цветочки. Дороги знать надо.
- И что, до Москвы доходил?
- Было дело... И до Москвы... и не только. Я умею быть незаметным.
Степка с интересом смотрел на него:
- А интересные истории когда-нибудь случались?
Странник покосился на меня и сказал:
- В другой раз расскажу.
Старался сосредоточиться на дороге и думать, думать, просчитывать все возможные опасности. Но вскоре начало отвлекать спектакль, разыгрывающийся на заднем сиденье. Ловелас выспался и начал бодро и настойчиво делать то, что умел лучше всего - клеить Рыжую.
Димон рассказывал Степке какую-то историю из своей молодости. Но я этого практически не слышал. Зато замечательно слышал разговор сзади.
Давид:
- Блядь, я все еще сплю? Или умер и попал в рай? Ты откуда, милая девушка?
Рыжая:
- Отвали, прошу тебя!
Но Давиду такие ответы нравились больше, чем обычное восхищение женского пола, которым он был избалован сверх всякой меры. Он осклабился белозубой улыбкой, которая даже мне в зеркало заднего вида показалась вызывающе радостной.
- О, как же я рад, что командир решил взять с собой именно меня! Ты тоже не пожалеешь, солнце! Точно! Именно так тебя и бзуду звать!
- Что-то сегодня мне "везет" исключительно на самовлюбленных озабоченных идиотов!
- Не боишься так выражаться, девочка? Я все-таки мужчина и могу тебя запросто отшлепать!
Угрожал, вроде бы, да только говорил ласково и с улыбкой - запал на нее, сволочь!
Рыжая:
- Вы мужики только и умеете, что физической силой доказывать свое превосходство и получать желаемое. А нормально, по-человечески, вести себя можете?
Давид:
- Можем. Только не тогда, когда наше бедро вплотную к вашему... бедру прижато.... Вот как сейчас мы с тобой. Так, я вообще ни о чем нормальном думать не могу.
Рыжая:
- Вот поэтому я ненавижу мужиков.
Давид:
- А я просто обожаю баб!
Слушал! Запрещал себе. Но слушал треп своего бойца и выходил из себя. Что ж правда такие они озабоченные? Чего они к ней пристают так настойчиво? Что других женщин нет? Ну, допустим, Странник к ней не равнодушен, кто его знает, какие там у них отношения были раньше. Но Давид? Ему что баб мало? Наших половину точно перепробовал! Хотя, чему удивляться - такова его реакция на любую.