Увидев одного из наших, я обеими  руками оттолкнулась от Дорофеева, обрывая это странное желание быть поблизости от него, в зоне физического контакта, так, чтобы протянув руку, легко можно было дотронуться. Что за глупости-то такие! Не нужно мне этого! Подальше, подальше от него! Опасливо посматривая на Валерку, я отряхнулась и шагнула к выходу. 

    ...Как во сне осматривала мальчишку, пришедшего в себя и даже вполне связно разговаривающего. Видела и отмечала радость Ярослава. Слушала его вопросы и отвечала на них. Объясняла, как и что делать Пашке без меня. Но думала о своем. Охренеть, ты вляпалась, Зоечка! Поедешь в путешествие по руинам нашей страны в компании Валерки-насильника, весельчака-Медведя и красавчика-Яра, который действует на тебя, словно валерьянка на кошку! Будет весело! 

    Потом, оставив их наедине - попрощаться-то нужно, чуть ли не бегом направилась в свою комнату. Стянув одежду, быстро обмылась в маленьком эмалированном тазике заранее подготовленной водой, оделась в штаны пошире, свитер под горло и сапоги, сверху накинула плащ и на голову свою любимую шапку, полностью закрыв волосы. Взяла подготовленный заранее чемоданчик с лекарствами и небольшую сумку со сменной одеждой и запасом продуктов. Засунула пистолет в карман, специально пришитый мною на подкладку плаща. И шагнула из комнаты.

   ***

    - Нет, ну что за несправедливость-то такая? - Димон возмущался, брезгливо посматривая в сторону усевшегося рядом с ним Странника. - Что у вас другого проводника нету? Ты один на все случаи жизни?

   - Я - сам по себе. Вольный человек. Слепой попросил проводить вас, я веду, - буркнул ему в ответ нахмуренный и злой, одетый в какой-то странный черный наряд из ткани, напоминающей брезент, мужик. 

    У меня он, Странник этот, как и у Десантника, вызывал отвращение и не только из-за своего поступка - насилие над женщиной в наше время вещь неудивительная. Многие из тех, кого я знаю, с кем сталкивала жизнь за эти годы, творили кое-что и пострашнее - люди стремительно деградировали. Но и какая-то замызганность, отталкивающая внешность, злой, с оттенком некоего превосходства, взгляд, внушали неприятие к нему, отталкивали где-то на подсознательном уровне.

   - Ох, и натерпимся мы с тобой! Таким как ты доверять нельзя совсем! 

   Димон сказал, а я подумал, что в точку Десантник попал! 

    Любопытный, всем на свете интересующийся, Степка немедленно влез в разговор:

   - Дядь Дим, а что такое случилось?

   - Да так, ничего... Потом, когда-нибудь на досуге расскажу. 

   Второй час в пути. Пока дорога была мне знакомой, поэтому я уверенно объезжал опасные участки пути. Но мужики все равно внимательно вглядывались каждый в свою сторону. А Рыжая, сидевшая сзади между спящим Давидом и Степкой, откинулась на сиденье, и, кажется, тоже спала. 

    Слепой приказал своим заправить под завязку бак, а еще выдать патронов к нашему оружию, что тоже лишним не было.

     В пригороде неподалеку от старой, можно даже сказать, бывшей, свалки бродили одетые в лохмотья уродливого вида люди. Их мне уже приходилось видеть - это больные, заразные чаще всего, покрытые разными коростами, язвами, болячками. При нашем уровне медицинской помощи - практически нулевом, появление огромного количества таких несчастных было совсем не удивительным. 

     У многих, в группах подобных нашей, не было даже такого медика, как Петрович, что уж говорить о настоящем враче. Поэтому чаще всего, заболевших чем-нибудь страшным, просто выгоняли на улицу, чтобы остальные не заразились. И эти несчастные были вынуждены вот так скитаться в поисках пищи. До зимы. Зимой выжить не в группе, по-одиночке, было практически невозможно... Они умирали, а весной появлялись новые отверженные.