До больницы мы доехали довольно быстро. Припарковавшись возле шлагбаума, Антон вышел из автомобиля, а я выскочила следом.

Мы прошлись по дорожке, вдоль которой росли разноцветные розы. У входа в отделение, Леваков остановился, глянулся и строго произнес:

— Жди здесь. Я все узнаю и вернусь. Вон, на лавке посиди.

— Ладно, — я кивнула, соглашаясь.

Мне и самой не хотелось заходить внутрь. Я никогда не любила больницы, особенно витавший в них запах и ощущение обреченности, которым, кажется, были пропитаны даже стены.

Погода стояла хорошая, и многие скамейки были заняты пациентами и посетителями. Я спустилась по аллее вниз, проскользнув мимо маленького фонтана с золотой рыбкой, и отыскала свободную лавку. Усевшись, вытащила телефон из кармана и открыла электронную книгу, решив скоротать время за чтением. Однако строки никак не укладывались в голове, и я постоянно уносилась мыслями к Антону, Наде и тому мальчишке в татуировках. Как он там? Все ли с ним будет нормально?

Минут через двадцать небо затянуло тучками, оно словно нахмурилось, планируя выдать окружающим порцию своего плохого настроения. Я повернулась в сторону корпуса, заметила Антона и махнула ему рукой.

Парень подошел, неся в руках какой-то пакетик.

— Ну, как дела? — спросила я немного дрожащим голосом, потому что все еще нервничала, хотя в присутствии Антона становилось заметно спокойнее. Убрав телефон в карман, я поднялась и замерла напротив парня.

— Нормально, — спокойно сообщил Антон. — Оба нормально. Через час родители приедут, пусть разбираются. Грановские, конечно, важные шишки, но Надя позвонила папе, а он такие вещи с рук не спускает. У него связей побольше будет. Можешь не переживать за них.

— Вот как? — я облегченно выдохнула и подняла голову к небу, позволив прохладному ветерку щекотать кожу. С трудом заставила себя улыбнуться, чтобы не выдать душевного состояния.

— Ты сама как? — из голоса Антона пропала строгость, он сделался мягким, обволакивающим, как согревающий шарф. И мне вдруг до чертиков захотелось утонуть в этом голосе, слушать его и расслабляться. Однако мы были не в тех отношениях, да и прошлые обиды никуда не ушли. Я не могла позволить себе подобную слабость, не после грубости Левакова.

Но он умел удивлять. Открыв пакет, который держал в руках, Леваков вытащил оттуда перекись с ватными палочками. Помочив палочку, он подался мне навстречу и коснулся уголка моих губ. От столь неожиданного действия я вздрогнула, ощущая, как в груди словно разливается что-то очень горячее и приятное. Почему каждый раз от близости с Леваковым у меня так учащается пульс и перехватывает дыхание? Я же решила вычеркнуть его из своей жизни. Или же…

— Что ты…

— Помолчи, — ответил Антон, не сводя глаз с моих губ. Я уже и забыла, что мне тоже досталось в этой потасовке.

— Я могу сама, — прошептала, смущаясь. Я ощутила его горячее дыхание на своих губах. Мне показалось, будто он и сам был немного возбужден от происходящего. Совсем не такой спокойный, каким бывал обычно.

— Помолчи, Юля, — тихо попросил он и я замолчала.

Замерев, я старалась выбросить все мысли из головы, пыталась не заострять внимание, что мы находились настолько близко, что могли бы запросто поцеловаться. Антон протирал уголок моей губы от запекшейся крови с такой заботой и осторожность, как, наверное, ни один санитар не делает.

Сердце в груди замерло, будто в ожидании чего-то волшебного. Я рассматривала Антона: его красивую шею, маленькую родинку чуть ниже уха, которая выглядывала из-за коротких каштановых волос, сиявших под лучами осеннего солнца. Молча вдыхала запах свежести и мяты, исходящий от парня, и едва держалась на ногах. Земля казалась какой-то неустойчивой, словно я плыву по волнам и вот-вот потеряю равновесие.