Выливаю на нее все то, от чего я ее отгораживал. Все то, на что способен мой личный Сатана.

Угрожаю. Придушить ее в этот момент хочу. Она же моя. Всегда такой была. Я ее чувствую. Я ее знаю. Я ее больше этой гребаной жизни…

Люблю. Как умею. Беспощадно. Зависимо.

Она же моя, черт побери. Моя! Все десять лет. Без остатка. Каждый изгиб, каждая родинка…

Не может она с другим. Я же сдохну, если она будет с другим.

Переворачиваю ситуацию на сто восемьдесят градусов, чтобы хорошенько прочувствовать это зеркало. Она же с того дня после прочитанной СМС во всем этом дерьме варится.

Каждой клеткой чувствует эти дни все то, что я сам сейчас испытываю.

А я не понимал. Не хотел понимать.

Никогда даже мысли не было, что моя жена может с другим. Никогда…

Для меня же тот разговор на Лизкиной кухне — первый выстрел, когда почва ушла из-под ног. Света плакала, проклинала, так искренне ненавидела. Меня вместе с ней трясло. Разрывало летальными снарядами грудину. Сердце останавливалось, потому что ее слезы — главный триггер. Не должна она плакать. Больше нет.

Сразу откинуло в то время, после аварии. Я всем богам молился, чтобы она осталась жива. Реанимация, операция, долгие часы без сознания на грани жизни и смерти.

Я сутками под дверью палаты сидел, потому что не пускали. Сидел и как баба рыдал, умоляя Всевышнего сохранить ей жизнь. Когда Света пришла в себя, оставить ее одну дольше чем на час не мог. Боялся, что снова окажусь в ситуации, когда могу ее потерять.

Оказался. Почти потерял...

Второй выстрел был сегодня — ее безразличие. Холод.

Да, демонстративный. Да, ненастоящий. Но уничтожающий веру в то, что она вернется.

Чувствовал сегодня, что ничего между нами еще не кончено. Она по-прежнему любит, но не простит. Не хочет прощать. Не видит в этом смысла.

Любит такого, как я. Морального урода, идущего по головам ради какой-то собственной благой цели. Любит, но не простит.

Данная власть меняет людей, без последствий не уходит никто.

Мои угрозы, брошенные ей сегодня, последствия той жизни, что я веду. Тупые. Недостойные мужика. Но я их уже произнес.

Наблюдаю за тем, как Света садится в машину и моментально срывается с места.

Все еще чувствую ее духи. Я ими насквозь пропитался. Прикрываю глаза, а там снова она. Не одна. Рядом мутный образ. Моя жена улыбается другому, отдается другому.

Я же неделю после нашего разговора на кухне ходил и задавал себе один-единственный вопрос — зачем?

Зачем я это сделал?

Когда моя жизнь стала похожа на долбаное мыло?

Когда свернул не туда? Какой ребенок? Какая, мать вашу, левая шкура?

Тошно от себя. На Надьку не то что смотреть не могу. Я ее убить хочу. Растворить в небытии, чтобы и следа от нее не осталось.

Только это уже ничего не изменит.

Сажусь в тачку. Кладу руки на руль. Сжимаю-разжимаю пальцы.

В ресторан сегодня только ради Светы приехал. Просто чтобы увидеть. Чтобы убедиться, что она в порядке.

Увидел, и оторопь взяла. Я, когда самый первый раз с ней встретился, так же себя чувствовал: ссыкливым пятнадцатилеткой в обществе богини.

Колбасит не по-детски. Только сейчас окончательно понимаю, что сделал. Что натворил…

Лучше бы остался дома. Не нужно было приезжать.

Я же ей угрожал. Своей Свете. Снова с дерьмом смешал свою женщину. И ради кого? Бросаю взгляд на Надьку. Сидит молча, изредка всхлипывает, затыкая свою пасть ладонью.

Тру лицо и щелкаю драйв.

У ЖК, где снимаю Беловой квартиру, притормаживаю за воротами. На территорию не заезжаю.

Мне, в принципе, теперь, когда название этого района слышу, блевать хочется.