– Совершенно, – машу головой. Все мои справки и выписки абсолютно правдивы.

– Ну тогда вперед. Идешь в суд, изучаешь, что там и как. А вообще суд имеет право назначить алименты, но не обязан. Обязанность распространяется только на несовершеннолетних детей, а не на супругов-инвалидов, у которого даже заключения об инвалидности еще нет. Я бы вообще послала куда подальше с такими запросами.

– Жаль, что не ты моя судья.

– Ну что ж, ничего. А у тебя кто?

Называю фамилию, и Оля кивает.

– Тоже неплохо. Она справедливая. И подкупить ее вряд ли возможно. А еще дотошная, докапывается до любой мелочи. Если твоему благоверному есть что скрывать, будь уверена – Вера это выяснит. Хотя, возможно, в результате это немного затянется.

– Это не страшно. Мне главное результат.

Через некоторое время мы решаем разойтись – у каждой куча дел. Вернее, у меня не особо, а у Оли в прямом смысле слова. В выходные она пишет решения суда.

Я очень довольна итогами встречи. А когда заикаюсь об оплате услуг, на меня так машут руками, что создается ощущение, будто они сейчас оторвутся. Однако все равно неловко, поэтому я настаиваю на оплате заказа. Еле уговорила. И все же удается.

Мы тепло прощаемся, а я по дороге домой думаю, как убедить Валентину отпустить меня на полдня в суд для изучения дела. Дни за свой счет в нашей компании не приветствуются, и чаще всего начальство подобные заявления не подписывает. Придется просить, чего делать я категорически не люблю.

За все утро не находится ни одной свободной минутки, чтобы подойти к Валентине и отпроситься в суд. Работаю не поднимая головы. Леська рядом, то и дело бросает на меня вопросительные взгляды, но мне некогда. И только собираюсь все-таки встать и подойти к секретарю главного, как внезапно становится дурно, а живот пронзает сильная боль. Я вскрикиваю и сгибаюсь.

– Лид, что с тобой? – подрывается Олеся. А я даже ответить не могу, из глаз слезы текут. – Лида? Валя, тут Лиде плохо, вызывай скорую.

Пытаюсь дышать сквозь стиснутые зубы, но глубоко не получается, приходится вдыхать мелкими порциями. Боль накатывает приступами, болит внизу справа.

– У меня, похоже, аппендицит, – хриплю, и Олеся кричит это Валентине. Та уже на связи со скорой, сквозь звон в ушах слышу, как она разговаривает с оператором и сообщает о моем состоянии.

– Потерпи немного, Лидусь, сейчас врачи приедут, все будет хорошо, – успокаивает меня Олеся. Она сама чуть не плачет, руки дрожат.

Пытаюсь ей улыбнуться, но меня снова скручивает.

– Пропустите! – слышу зычный мужской голос. – Где больной?

– Сюда, – кричит Леся и машет рукой.

Кто-то касается меня, пытается пощупать живот, что-то спрашивает, но мне уже все равно.

– Все понятно, грузим, – слышу громкий приказ, и меня быстро водружают на носилки.

– Я поеду с ней! – заявляет Олеська. Пытаюсь сказать, что не нужно, хоть как-то рукой махнуть, но сил нет ни на что. Я словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Этакая тряпочка. Лежу и не отсвечиваю.

В машине снова сгибаюсь от приступа боли. Врач смотрит на меня сочувственно.

– Дайте ей что-нибудь! – просит Леся, держа меня за руку.

– Не могу, – качает головой врач, – пока не сделаем анализы и не поймем, с чем имеем дело, нельзя.

– И все это время она страдать должна? – Возмущению Олеси нет предела. Я слышу это в ее голосе. Чувствую, что она уже готова выдать обвиняющую тираду.

– Не надо, – сжимаю ее руку, – они просто делают свою работу.

До больницы доезжаем быстро. Чтобы отвлечься, пытаюсь думать о хорошем. Ищу это самое хорошее. И единственное, что приходит в голову – если мне дадут больничный, не придется отпрашиваться в суд. Криво усмехаюсь. Как говорится, будь осторожен со своими желаниями, они могут сбыться.