— Надо же... — снова протянула Софья Ильинична и хмыкнула. — Кота... 

— Да, кота. Ничего удивительного в этом не вижу, — с нажимом отозвался Глеб. 

— Значит, точно не хочешь мяска, внучек? — невинным тоном поинтересовалась бабушка. 

— Нет, — рыкнул Глеб. И прозвучало это так угрожающе и страшно, совсем как тогда с мажорами, что мне снова стало не по себе. Раньше мой интеллигентный и милый Глеб таких интонаций себе не позволял. 

— Глеб, а ты так и не нашел очки? — я решила сменить тему и настроение за столом. 

— Нет, потом. Чай будешь? — он тоже быстро перевел тему. 

— Буду, — кивнула я, хотя внутри кольнула обида из-за его столь резкого тона.

Бабуля между тем со смаком доела стейк, а потом без стеснения вылизала тарелку. Меня, конечно, такое несколько смутило, но я вида не подала, в конце концов, у пожилых людей бывают разные причуды. 

— Я пошла спать, — известила она нас и пошаркала прочь из кухни. 

— Спокойной ночи, — поспешила пожелать я ей вслед. 

— Ага, и тебе того же, — отозвалась старушка, затем хмыкнула, видимо, каким-то своим мыслям. 

— Может, тебе кашу приготовить? — спросила я у Глеба. — Или чего другого? 

— Нет, спасибо, — он улыбнулся, снова став милым. — Я уже поел. А ты как? 

— Я тоже поела, — заверила его я. — А разве твоя бабушка не знает, что тебе нельзя мяса? 

— Знает, но забывает иногда. Ты же видишь, какой у нее уже возраст, — Глеб загрузил грязные тарелки и чашки в посудомоечную машину. К слову, несмотря на старинный антураж, кухня у бабушки Глеба была обставлена по последнему слову техники. Получалось эдакое смешение стилей. — Тоже, наверное, пойдем спать? Точнее, я поработаю еще немного, а ты отдыхай. Устала ведь за дорогу. 

— Да, пожалуй, — я глянула в окно, где уже сгустились сумерки. — А завтра покажешь мне ваш поселок? 

— Если будет время, — неопределенно отозвался Глеб и приобнял меня. — А по правде говоря, тут и смотреть нечего. 

— И все же мне будет интересно, — сказала я и, не сдержавшись, зевнула, потом поспешно прикрыла рот рукой. Усмехнулась: — Кажется, мне действительно пора спать. 

В холле, как и на лестнице, тускло горел свет, и по стенам и потолку плясали длинные тени. На одной из стен в ряд висело несколько портретов: женщина и двое пожилых мужчин. 

— Это твои родственники? — спросила я Глеба. 

— Да, вот эти двое, — он показал на женщину и одного из мужчин, — очень дальние. А это — мой прадед, отец бабули... 

С того самого портрета на меня взирал хмурый седовласый мужчина, с пышными усами и выпирающим из распахнутых пол фрака животиком. 

— Солидный такой, — заметила я с улыбкой. 

— Да уж, — усмехнулся тоже Глеб, — поговаривают, нагонял страху на всю округу. 

Уходя, я еще раз бросила взгляд на портрет, и по спине прошел холодок. Мне вдруг показалось, что глаза прадеда живые, и он смотрит на меня, и даже шевелит усами. Похоже, мне действительно нужно поскорее лечь спать. 

У двери в мою комнату мы с Глебом еще несколько минут целовались, на этот раз обойдясь без травм, потом пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. 

Шкаф в спальне был большой, но чемодан я пока полностью не распаковывала, повесила на плечики только самые мнущиеся вещи. Уже сейчас, когда долгая дорога была позади и адреналин слегка схлынул, я испытывала легкий стыд за свой спонтанный поступок. Приехала тут, взбаламутила все, Глеба, наверное, поставила в неловкое положение перед бабушкой. И хотя он и убеждал меня, что все в порядке, да и место для меня нашлось в их большом доме, я все равно подумывала над тем, чтобы не задерживаться в гостях. Вот поживу пару деньков до следующего автобуса, побуду немного с Глебом, чтобы тоску немного прибить, и поеду домой...