— А если поступит официальное предложение, примете?

— Что ж переливать из пустого в порожнее? Вот когда поступит, тогда и будем думать.

— Не хочется, чтобы чужака прислали, — делится переживаниями Прокопьевна. — Мы все уже как шестеренки в часах сработались. А новый человек у штурвала — всегда к изменениям. И не факт, что в лучшую сторону.

Вот чего-чего, а нововведения Прокопьевна всегда не любила. Это и понятно, человек старой закалки, большую часть жизни проработавший по стандартам из далекого СССР. Раньше как было? На том же аппарате ИВЛ два рычажка, кнопка «вкл/выкл» и два датчика. Как же болезненно она расставалась со старым оборудованием, когда нам в отделение привезли современные аппараты. Всем коллективом давление сбивали безутешной женщине. А уж о том, как пыталась сработаться с новой техникой, и вспоминать страшно.

— Эх, — тяжело вздыхает Прокопьевна, выуживая из стоящей на столе коробки конфет шоколадное лакомство. — Сорок лет бок о бок отработали, а время пролетело, словно вчера всё было. Помню, пришел наш Борюсик в отделение после ординатуры, красивый, умный, всегда такой обходительный. Когда вы к нам работать пришли, чем-то его в то время мне напомнили.

— Это чем же? — спрашиваю с улыбкой.

— Не знаю даже, — тянет задумчиво. — Отсвечивало в вашем взгляде некой самоотдачей, жертвенностью.

— Да ладно вам преувеличивать, Прокопьевна. Ответственное отношение к своей работе, и только.

— Да? Так ваша ответственность на сегодня закончилась уже как полтора часа назад, а вы всё еще на работе, потому что вашу пациентку готовят к операции. Разве я не права?

Эх, права, конечно, Прокопьевна, только отчасти. Вот уже неделю, стоит остаться одной, меня одолевает тоска дремучая. Как бы я ни храбрилась, мысли о Макаре загоняют всё дальше и дальше в депрессию.

Я скучаю. Безнадежно изнываю от тоски и неопределенности. Нет, букеты цветов и всякие приятные мелочи продолжает исправно доставлять каждое утро паренек Миша. А вот ответа ни на одно смс я так и не получила.

Макар будто специально меня игнорирует, хотя пару раз, в момент, когда мне было особенно плохо, я даже решилась набрать заветный номер и с замиранием сердца слушала длинные гудки. Я не знала, что буду говорить, мне хотелось просто услышать его голос, на короткое мгновение представить, что он рядом. Каким же было мое разочарование, когда Макар не ответил и не перезвонил — ни в те поздние вечера, ни спустя неделю.

Порой мне мерещилось, что все чувства, о которых так рьяно рассказывал Макар, были только у меня в голове. Но чаще окутывало удушливым страхом, что с ним могло случиться что-то плохое. Картинки, выдаваемые воспаленным сознанием, были одна кровожаднее другой.

— Ольга Викторовна, пациентка готова, — врывается в мысли голос Кати — молоденькой миловидной медсестры.

— Хорошо, сейчас подойду, — киваю, мягко улыбаясь ей.

Катя скрывается в коридоре за дверью, а я допиваю одним глотком остывший чай и поднимаюсь на ноги. Мою за собой чашку в умывальнике у стены и, вытирая руки о бумажное полотенце, ловлю свое отражение в зеркале. В памяти всплывают ядовитые слова Лены про смазливую мордашку и скудный гардероб. Опускаю взгляд на ворот темно-синего платья, выглядывающий из-под белого халата. И ничего я не блеклая моль. Нет, ну в сравнении с той же Леной, которая предпочитает носить короткие юбки и блузочки с довольно экстравагантным вырезом на груди, конечно, явно проигрываю.

Хмыкаю от своих мыслей. Выхожу на пост, но не вижу в коридоре одной живой души. И куда все делись? Неподалеку, в одной из пустующих палат, слышу непонятную возню и возбужденное шушуканье. Уверенно двигаюсь на звук, доносящийся из палаты. Весь немногочисленный к этому времени женский персонал дружно стоит у окна и что-то воодушевленно обсуждает, мое появление так и остается незамеченным.