Тьяна не считала себя ханжой, но искренне не понимала, в чем смысл такой жизни. Ее куда больше влек настой бешеницы в колбе, чем игристое в бокале.

– Хм! – Сунув руки в карманы, девица пошла рядом. – Я тебя тут раньше не видала. Перевелась из Девы?

– Как вы догадались? – Тьяна попыталась не выдать любопытства.

– Говори мне «ты», ненавижу «выканье».

Выдержав паузу – может, изогнутая все-таки ответит? – Тьяна повторила вопрос:

– Как ты поняла, что я из Девы?

– Если кто-то выглядит как Дева и говорит как Дева… – она не закончила и лишь приподняла углы широкого рта. – Ну и где же зарыта кость?

– Что, прости?

– Чего перевелась-то?

– Причина перевода – в переводах. – Тьяна тоже позволила себе легкую улыбку. – В Деве недостаточно хорошо преподают мистерианский. – И это она еще мягко выразилась.

– Паф, хцорвету зарин.

«Что ж, знания освещают».

У Тьяны распахнулись глаза и сбилось дыхание. Каждый раз, услышав безупречный мистерианский – а у изогнутой было идеальное произношение – Тьяна чувствовала странную смесь рычащих чувств: ревности, раздражения и радости. Древний язык шел новой знакомой, словно сшитое по фигуре платье из драгоценной ткани, и она позволяла любоваться им. Любоваться собой. Тьяне, по ее собственным ощущениям, мистерианский то жал в самых непредсказуемых местах, то становился необъятно-утопляющим.

А еще она снова почувствовала это: как слова вибрируют в воздухе и будто расчищают его – до звона, до прозрачности. Поначалу они кажутся неуместными тут, среди краснокирпичных корпусов и современных одежек. А потом видишь: это корпуса и одежки неуместны, когда звучит исконный язык. И мерещится: позвени он подольше, сдерет все, как шелуху.

Тьяна ответила:

– Аль окхелова.

«Или отравляют».

Сразу поняла: не дотянула ударный слог – зажевала, не пропела. Но изогнутая и виду не подала. Дотронувшись до полей шляпы, она отвесила милостивый поклон. Охряные губы по-прежнему гнулись в улыбке – чуть насмешливой, но в целом дружелюбной.

Возможно, она хотела подловить Тьяну? Не вышло. В Деве, действительно, не делали ставку на мертвый язык, но читательский билет, точно магнит, каждый раз притягивал Тьяну в район Средни – к главной библиотеке города, чье величие начиналось с лестницы, усеянной юнцами-интеллектуалами, а заканчивалось… нет, оно не заканчивалось. Там-то, в одном величественном зале, залитом светом золотых настольных ламп, Тьяна по-настоящему открыла для себя мистерианский. Его неземную красоту, обманчивую легкость и страшную тайну.

– Как тебя звать? – поинтересовалась изогнутая.

– Тьяна. Тьяна Островски. А…

– Очаровательно! – она хрипло хохотнула. – Будем дружить. В моем алфавите как раз не хватало Тэ.

– Что, прости?

Изогнутая отмахнулась и сунула руку для пожатия.

– Гневлида. – Стиснула пальцы, встряхнула, выпустила. – Можно просто Гнев.

– Необычное имя.

– Батюшка крупно проигрался в день моего рождения. Был пьян, сердит, вот и ляпнул, не подумавши. Ты в пансион? Нам налево.

Они достигли стелы, и Гнев потянула Тьяну за собой. Той пришлось упереться каблуками в брусчатку.

– Помощница настоятеля сказала, что направо…

– А! – с досадой бросила Гнев. – Значит, ты виноград.

– Виноград?

– Да, виноград. А я – плющ. Увы, нам не суждено быть вместе.

«Не очень-то и хотелось», – подумала Тьяна, но внутри все-таки кольнуло.

Неприятно оказаться отвергнутой. К тому же, Тьяне не мешало завести друзей, пусть и фальшивых. Если у нее все получится, на кого падут подозрения? На новичков, одиночек и низкосословных, разве не так? А она – яркий представитель и тех, и других, и третьих. Только приехала, никто ее не знает, родом из южной глуши…