Алена смерила меня уничижительным взглядом и, высоко вскинув голову, пошла прочь.

– Легко ты отделался, – похлопал меня по плечу Севка, который на время наших с Аленой разборок, отходил на пару метров и тыкал в телефон. – Мне бы Людка всю плешь проела!

– Ладно, я продолжу, а ты давай никого не пускай, – сказал я и вернулся в компьютерный класс.

На отборочное тестирование отводилось полтора часа времени. Я уложился за час. Задания показались мне довольно простыми. Были, конечно, и те, над которыми пришлось поломать голову, но немного.

Закончив, я позвонил Павлику и сообщил, что отборочный тур для меня позади. Одноклассник долго охал в трубку, сокрушаясь из-за того, что я не использовал оставшиеся пять дней для подготовки.

– Перед смертью не надышишься, – ухмыльнулся я.

Ну правда, что бы изменилось, если бы я еще какое-то время корпел над учебниками? Ничего. Никогда не видел смысла растягивать то, что можно сделать быстро.

17. Глава 17

Алиса

Из-за похода в ночной клуб мой режим был сбит, и в воскресенье я долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, пытаясь прогнать уныние и навязчивые мысли об увиденном в «Сандале». В итоге в понедельник я не выспалась и весь день ходила как сонная муха.

Последним уроком у нас была литература, и я всеми силами старалась сосредоточиться на занятии. Но спать хотелось настолько нестерпимо, что я украдкой нет-нет да клевала носом.

– У нас осталось только два человека, которые не рассказали выученные за лето стихотворения, – бодрый голос Ксении Степановны вывел меня из дремотного состояния. – Калашников и Субботина. Ну что, молодые люди, кто из вас первый?

Лиля Субботина вышла к доске и на одном дыхании прочитала стихотворение Лермонтова. Без пауз, без эмоций, без жизни – скверно, одним словом.

Когда настала очередь Калашникова, он поднялся и пружинящей походкой направился к доске. Развернувшись к классу, он впился в меня пристальным взглядом и начал:

Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Что? Он выбрал Есенина? Как здорово!

Был я весь – как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.

Нет, серьезно, почему он на меня так смотрит?

Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.

Ох, какие красивые слова... А голос у Калашникова будто создан для того, чтобы читать стихи Есенина!

Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.

А-а-а! У меня мурашки по коже! Он настолько хорошо декламирует, что я вся дрожу! Почему мне кажется, что эти строки обращены ко мне?

Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.

Ярослав не отрывает от меня пронизывающего до костей взгляда. Стихи Есенина и глаза Калашникова – это настоящее чудо, от которого обнажается мое сердце…

Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.

Тишина. Весь класс в шоке.

Калашников, что ты делаешь с нами? Сначала алгебра, теперь литература. Неужели правду говорят, что талантливый человек талантлив во всем?

– Ярослав, ты... Ты молодец! – Ксения Степановна глядела на него с неподдельным изумлением. – Почему ты выбрал именно это стихотворение? Оно твое любимое?

– Думаю, теперь станет, – усмехнулся парень. – Один хороший человек сказал мне, что Есенин – его любимый поэт. Я начал листать сборник его стихотворени и наткнулся на это. Мне откликнулось.