Но пока он сгорал, пока задыхался в нахлынувшей эйфории, Влада тонуть не хотела. Утянуть её за собой на дно не вышло. Не вышло даже заинтересовать! И поцелуй пришлось прервать.

Проигрывать – сомнительное удовольствие. Проигрывать девчонке, что вдвое моложе – практически преступление. Но Влада не желала уступать, хотя и ждала очередных оправданий.

«Давай, Багдасаров, придумай что-нибудь ещё. Стелись, выкручивайся, а я тем временем оценю и технику, и артистизм!» – читал он в её глазах.

– Вдруг вспомнил, что воровать нехорошо, – хрипло поведал Багдасаров свою позицию, а после навис, заставляя уловить физическое превосходство и сделать условный шаг назад.

Увы, таких шагов Влада не знала и не хотела их даже репетировать.

– Пусть он хранится у тебя, – улыбнулся Багдасаров и ждал, ждал её ответа, который в силах развалить всю игру.

Влада недобро нахмурилась. Весь хмель слетел с неё, как и не было.

– Чтобы ты снова смог его украсть? – хмыкнула она и, заставляя отстраниться, надавила пальчиками на мужскую грудь.

«Ну же, отступи!» – заметался её уверенный до этого взгляд.

– Не смей разбрасываться моими поцелуями. Захотел – украл, захотел – выбросил за ненадобностью! И целовать больше не смей! Раз уж боишься, что потеряешь.

– Потеряю твой поцелуй?

– Меня! – возразила Влада и надавила на его грудь сразу всей ладошкой.

«Уступи!» – требовательно сверкали её глаза. И ведь сломать оборону сейчас ничего не стоило… Куда дороже обойдётся осуждение, что уже сейчас закручивалось в ней шальными вихрями. Пока ещё ручными, покладистыми.

Багдасаров отвалил и рухнул на диван едва не в метре от неё. Смотрел волком и зло скалился.

– А я не хочу тянуть один! – вдруг хмыкнул он не понятно, к чему относящееся.

Влада подобралась и покосилась на агрессивного мужчину с опаской. Обострять не хотелось.

– Мне нужен кто-то ещё! – заявил Багдасаров и внушительно повёл глазами. – Может быть, и не жена, – продолжил он тише, покладистее. – А кто-то такой, кто меня понимает. Кто принимает таким, какой я есть.

– О*уительно невъе*енным? – догадливо покивала Влада, и Багдасаров зашёлся в приступе злого смеха.

– Точно! – обрадовался он возникшему пониманию. – Именно таким! Не так уж много и хочу, правда?

– Непростая задача, – не согласилась Влада.

– Ничем не могу помочь! Я нетерпим к чужим слабостям и несовершенствам!

Эмоционально вскинув руки, Багдасаров вздёрнул подбородок: он уступил достаточно.

– Мне нужно сейчас уйти? – вытянулась Влада в струну, но почему-то не сдвинулась с места.

И его сразу отпустило! Сразу проняло! Раки поползли назад, как говорится!

Стоило только бросить взгляд на часы, как всё стало ясно: домой к двенадцати малышка уже не успеет. А с двенадцати ночи и до шести утра дверь дома открывать запрещено. Новое правило среди десятка таких же тупых, направленных её уязвить. Летом было по *уй. Летом можно перекантоваться и в гамаке на заднем дворе, но сейчас глубокая осень.

О списке ограничений, который регулярно пополнялся, Багдасаров узнал случайно, когда психанул и лично повёз малышку. Далеко за полночь. Тогда дверь всё же открыли. Для Багдасарова, само собой. Керим открыл лично и спину гнул, забывая об остеохондрозе. А ещё улыбался сквозь зубы. Багдасаров старательно вытер ноги на коврике в прихожей и откланялся, а позже узнал подробности: нагибает Керима он – рассчитывается Влада.

«Забей» – сказала она тогда и улыбнулась. Беззаботно и искренне. А он и забил. Тот гвоздь стал первым в крышке гроба Керима. Чечен понял намёк, да и пальцы на руке, которую он так часто поднимал на любимую дочурку, вправили почти все.