- Вот вырастешь, и будем вместе на свидания ходить, - отвечает он, уводя меня из этого мрака. – Будешь моей женой, - говорит, а я хихикаю.                   

Я не воспринимала тогда его в серьёз, и те слова, которые он часто говорил мне «Будешь моей…», пропускала мимо ушей. Меня не волновало, что он там думал, или планировал, хотя он часто мне рассказывал, что мечтает стать важны человеком, что у него будет всё, и я останусь с ним. Навсегда.                                   
 Я забывала об этом уже на второй день, потому что мне было девять и все мои мысли были о другом: куклы, сладости, гуляние и чтобы мама с папой не кричали.             
Но в тот день всё изменилось. Мне пришлось повзрослеть, и посмотреть на мир совсем по-другому…                    
Мы вернулись к нашему дому, через полчаса, и нас встретили сирены, крики и пыль. Вся наша пятиэтажка была покрыта гарью и дымом. Окон не было, и стены уже были не такие как раньше, а  с трещинами, облезшие, местами даже виднелись одни провалы. Рядом суетилось много людей, машины скорой помощи, милиция, пожарники. Вокруг лежало стекло,    остатки  домашней мебели. Было трудно дышать, и очень страшно на это смотреть.

Я смутно помню те  события дня, но точно знаю, что слышала причину трагедии. Был взрыв, после которого в нашей пятиэтажке, не осталось  почти никого в живых. Моих родителей не стало, матери Никона тоже…                                        
А после была получасовая суета, во время которой, нас увидела соседка из дома напротив.                         
Меня и Никона  привезли в участок полиции, чтобы решить, что делать с нами дальше. Ник всё время держал мою руку, не отпускал,  обнимал и успокаивал, а я плакала, потому что достаточно услышала.                       
- Что с нами будет? – спросил Никон у полицейского, который расспрашивал наши фамилии и имена, чтобы найти родственников.                               

То, что ответил тогда ему служитель закона,  затронуло до боли моё детское сердечко:

- Её удочерят какие-нибудь хорошие люди. А  ты уж прости, не в том возрасте! Тем более уже стоишь у нас на учёте. Таких, как ты не усыновляют, а наоборот избавляются. Тебе один путь - в  интернат, для малолетних бандитов!                                    

В ту ночь, нас силой оторвали друг от друга…             

 Я плакала несколько дней и не могла успокоиться. А когда всё же пришла в себя, подолгу вспоминала красивую улыбку с ямочками и серьёзный взгляд глаз, цвета серебра… Я росла с этим, постепенно забывала и уже даже не надеялась на встречу, но, спустя шесть лет, увидела его вновь…                             
Мне тогда было уже пятнадцать. Моя тётя, которая оставалась единственным моим родственником со стороны отца, приняла меня в свою семью, не смотря на то, что уже имела дочь, моего возраста. Галина, была доброй, понимающей женщиной,  возила меня в мой родной город, каждый год, в день  смерти родителей, и оставляла   на кладбище одну на некоторое время, чтобы я могла побыть со своей семьёй в одиночестве.                          

В тот день, я стояла над могилками родителей уже около часа. Холодный ветер трепал мои короткие, каштановые волосы, слёзы растекались по щекам,  а я ничего не чувствовала, полностью закрывшись сама в себе. Именно тогда я и услышала у себя за спиной  голос: грубый,  мужской баритон, с некой хрипотцой. Чужой.                    

- Котёнок, продрогнешь и простудишься, - говорит, и я резко оборачиваюсь. 

Вижу мужчину, взрослого, метров  два ростом,  с густой чёрной бородой, красивым смуглым оттенком кожи и в очках авиаторах. На нем чёрные джинсы и кожаная  куртка, в руках огромный букет роз, который он оставляет на могилке моей матери.