Другой полицейский, моложе, смуглее, но в точно такой же форме, показался у него из-за спины и прошел через кухню, обогнув алое сердце и спавших в нем родителей Дани. Он положил руку ей на плечо, увлекая прочь от загадочной картины на полу кухни.

– Держи ее подальше отсюда, пока мы не закончим, – велел толстый полицейский и указал на заднюю дверь. – И разузнай, что ей известно!

Через переднюю дверь в дом вошли еще несколько полицейских: она услышала их шаги.

– Идем, малыш, – сказал молодой полицейский. Голос у него был тихий и добрый. Правда, он так и не снял у нее с плеча своей большой, тяжелой ладони.

Порой папочка тоже говорил ей малыш. Но голос у полицейского, которого толстый назвал Мэлоуном, был не таким, как у папы. Он был мягким. А еще хриплым, словно Мэлоун им мало пользовался. Словно не пел во все горло и не кричал во всю глотку. Еще он был сильно моложе папы, но почему-то казался старше. У него был серьезный рот и темные, грустные глаза, прямо как у Регги, пса миссис Терстон.

– Мне нужно предупредить маму, – сказала Дани. Голос ее прозвучал гулко, как когда кричишь в пустой церкви. – Я ведь ушла, не предупредив. Не сказала, где буду.

Мэлоун опустился перед ней на корточки, так что ей больше не нужно было запрокидывать голову. Но он все равно отгораживал ее от всего происходившего в доме. Она увидела, как он изумился, заметив ее глаза. Все всегда реагировали одинаково.

– Как тебя зовут, детка? – мягко спросил он.

– Дани Флэнаган. – Голос опять прозвучал гулко, а еще она больше не чувствовала пальцев на ногах. Ступни заледенели, зато в груди разгорался жар.

– Дани, я офицер Мэлоун. Мы далеко не уйдем. Мы будем за дверью, во дворе. Чтобы не путаться под ногами.

– Вы скажете им, что я здесь? – спросила она и зажала ладонями уши. С ней что-то не то. С мамой и папочкой что-то не то. Жар из груди разлился до самых глаз, а боль из ступней поползла вверх по ногам. Она не знала, сможет ли идти.

– Бог мой, Мэлоун, да уведи ты ее, – рявкнул первый полицейский.

Офицер Мэлоун плотно сжал губы. Толстяка он явно недолюбливал.

– Идем со мной, Дани, – велел он.

Она попыталась сдвинуться с места, но не смогла.

– Мэлоун!

Мэлоун молча подхватил ее на руки и вынес на задний двор. Огляделся, выбирая, куда бы ее усадить.

– Вот так, Дани Флэнаган, – сказал он и опустил ее на скамейку, где обычно курил папочка.

Снаружи она будто обледенела, но пламя внутри горело, щелкало и шипело, словно дрова в печи. Она задрожала, и тогда Мэлоун сел рядом с ней, снял пальто и укутал ее. Он не стал говорить ей, что все будет хорошо. Не похлопал по спине, не потрепал по волосам, как делал папочка, когда она огорчалась. Но пальто у него было большое и теплое, и оно отвлекло ее от тьмы, что сгущалась теперь во дворе и у нее внутри.

– Где ты была? – спросил он. – До того, как вернулась домой. Куда ты ходила?

– Я б-была у О’Брайана. Но в маг-газин не зах-хо-дила. У н-него за д-домом коробка с к-котятами. Они такие м-милые. Я хотела посмотреть на них всего минутку, но задержалась. Мама, наверное, волнуется, к-куда я пропала. Наверное, она б-боится. Она т-те-перь всего боится.

– Когда ты уходила… где была твоя мама?

– Она спала.

– А папа? Где был твой отец?

– Его не было дома. Утром он уехал с дядей Дарби и обещал вернуться через несколько дней. Он знал, что пропустит мой день рождения. Но обещал, что, когда вернется, я смогу взять домой котенка. Он обещал уговорить маму.

– Когда у тебя день рождения?

– Завтра. Мне исполнится десять.

Ей показалось, что он выругался. Правда, она не была уверена, потому что толком не расслышала его слов.