– Их можно даже не мыть, – улыбнулась она, заметив, что внуки подобрали весь соус теплым свежим хлебом.

На самом деле никаких денег из Америки не было.

Ходили слухи, что дефицит продуктов усилится, и кирия Коралис знала, что придется залезть в единственный оставшийся запас. Продав кое-что из драгоценностей, которые остались от невестки, она купила продукты на черном рынке. Зачем еще нужны предметы роскоши, если не для того, чтобы прокормить детей? Кирия Коралис понимала, что украшения ей не принадлежат, но она не знала, жива ли Элефтерия. Вести о состоянии невестки приходили редко, и старушка даже представить не могла, какие условия были в лечебнице. То учреждение находилось на занятой болгарами территории, а в жестокости они превосходили даже немцев и итальянцев. До оккупации кирия Коралис порой испытывала угрызения совести из-за того, что не навещала невестку, но сейчас это было все равно невозможно.

За два дня до второй вылазки детей за город она достала коробку из-под залежалой одежды Элефтерии. Кирия Коралис радовалась, что не избавилась от вещей, поскольку магазины опустели, ткани исчезли с рынка, и она могла перешить одежду для девочек. Старушка не заметила, что кто-то здесь копался.

Открыв шкатулку, кирия Коралис встала перед зеркалом и приложила нитку блестящего жемчуга к своей бледной, похожей на пергамент коже. Это ожерелье Элефтерия надевала в день свадьбы. Увесистая сапфировая подвеска заставила пожилую даму затрепетать от удовольствия.

«Одна лишь эта вещица прокормит нас несколько недель», – подумала она.

Ни к одной из драгоценностей кирия Коралис не испытывала сентиментальных чувств. Она слышала, что в их районе скупали ювелирные камни. Пожилая женщина без колебаний сунула украшение в карман и вышла из квартиры. Возможно, оно окажется в руках какой-нибудь немки, ну и пусть. Сумму предложили хорошую: нескольких миллионов драхм, которые она получила, должно было хватить надолго, хотя их стоимость и упадет довольно быстро. Кирия Коралис радовалась мысли, что вернется домой с сумкой, полной продуктов.

За ужином Темис думала о лучшей подруге. Фотини не вернулась в школу после того дня, когда упала без сознания. Прошла почти неделя. Может, они с матерью уехали обратно в Кавалу? Темис утешалась тем, что Фотини просто не успела предупредить ее.

В следующий понедельник Темис ослушалась бабушку, которая велела возвращаться из школы прямиком домой. Сопротивление росло, немцы арестовывали подозреваемых. Задерживали всех, кто вышел после комендантского часа, – девочек и мальчиков, женщин и мужчин, – и Темис знала, что гулять по темным улицам в одиночку безрассудно и опасно. Шестнадцатилетняя девушка могла попасть в неприятность, наткнувшись на немцев или, того хуже, итальянцев. Однако Темис торопливым шагом миновала дорогу к площади и направилась к дому Фотини.

Темис шла так быстро, как только могла, и добралась до места перед самыми сумерками. Стояла середина января, и все кругом было серебристо-серым.

Она громко постучала в знакомую дверь, но ответа не последовало. Темис постучала вновь, потом в третий раз, громче. Она оглянулась. Хотела спросить у соседей, но никого не увидела.

В конце улицы стояли двое немцев. Один из них смотрел в противоположную сторону и пускал в сырой воздух кольца дыма. Второй уставился на Темис. Одетая в старое мамино пальто, она вдруг ощутила себя совершенно голой и сильнее закуталась в него. Она тщетно постучалась еще раз, но поняла, что дом пуст. В конце концов, там всего одна комната.