Но… не хочет. И это адски больно - запрещать себе, ломать себя, калечить каждый день этим бешеным голодом. И не давать себе искалечить ее еще больше.

Ему казалось, что он сходит с ума. Это ощущение, что он больше не может контролировать ее жизнь, ощущение, что не может ничем управлять и только, бл*дь, смотреть. Только издалека.

Ревниво, до трясучки, до скрежета зубов и стертых в крошево ногтей.

Этот ее гребаный Миша. Ублюдок, который, видите ли, заботится о ней какого-то хрена. Постоянно рядом. И руки чешутся его убрать, удавить, разодрать к такой-то матери. Особенно, когда смотрел эти фото выписки, как кто-то чужой держал на руках его сына. Прикасался к нему. К его мальчику! Только от одной мысли об этом у Петра кипел мозг и срывало все тормоза. Его ревность распространялась и на младенца. Она была ядовитой, как серная кислота.

- Я могу приказать его вышвырнуть, могу организовать его похороны хоть завтра!

Райский пожал плечами.

- Нет!

И руки в кулаки так, чтоб костяшки посинели. Нет, потому что тогда о ней некому будет заботиться, некому будет присматривать так, как делает это проклятый мент. Пока между ними ничего нет… и это долбаное пока заставляло кишки выкручиваться внизу живота, завязываясь в узел.

И если что-то будет, он не сдержится. Он просто выдернет этому Мише все пальцы.

Хотел захлопнуть крышку ноутбука и выдохнул, вытирая лицо дрожащими ладонями, сжимая виски так, чтоб ощутить под пальцами пульсацию бешено бегущей крови. Но на мейл внезапно пришло какое-то сообщение. Личный мейл. Тот мейл, к которому нет доступа ни у кого. Даже у спецслужб.

Сюда приходит только секретная, личная информация.

Открыл. Пустое тело письма, только файл прикреплён. Приподнял одну бровь и щелкнул «воспроизвести».

Не сразу понял, что именно происходит. Застыл перед экраном.

Ему видно лишь двух женщин… и он прекрасно знает, кто из них кто.

Вскакивает резко с места, хватаясь за горло. Несколько шагов назад, и ему кажется, он сейчас задохнется.

А видео воспроизводит себя снова и снова. И он видит каждый раз… как его жена падает с лестницы. Как она в этот момент улыбается и тянет руку к Марине, а та… та пытается ее поймать, удержать, и не успевает.

Мила катится по лестнице вниз и распластанная лежит на ступеньках, указывая пальцем на Марину.

И в промежутках между этими кадрами другие… Он с ремнем в руках и мечущееся под ним тело, искусанные губы и расширенные от ужаса глаза.

И снова зеленое платье Людмилы, ее вспухший живот, которым она прокатилась по ступеням, и этот омерзительный взгляд. С триумфом.

От дикой боли его передернуло.

- Сукаааааа!

Горловым выдохом, с низким стоном. Сукаааа! Задыхаясь, сдергивая, на хрен, галстук, расстегивая пуговицы рубашки и шатаясь, разводя руками кружит по кабинету.

И снова к ноуту, снова смотреть и тихо, очень тихо утробно рычать.

Пришло еще одно сообщение, и Петр нервно его открыл вспотевшими и дрожащими руками.

«Она не ждала от тебя сына!»

- Вот не знаю… Похож он мне на кого-то, наш Лешик, и понять не могу, на кого. Прям вот сильно похож. То ли на актера какого-то, то ли певца… Красавчик наш синеглазый.

- Льдинка ни на кого не похож. На меня похож. Нет такого человека, кто сравнился бы с моим мальчиком, да, мое солнышко?

Я застегнула кофточку на несколько пуговиц, зацеловала ручки и поправила тоненькую очень светленькую прядь волос на лобике.

- А я говорю - похож. И ямочка эта на подбородке…. Только б вспомнить, на кого.

- Тетя Лара, Льдинка неповторим. Поэтому вы и вспомнить не можете.

- Это да… мой сладкий. Марин, ты с Мишей говорила?