-Ночь на дворе! Ты что удумала, девка? Да и оратор из тебя так себе… Я ничего не поняла. Зачем тебе демон на глазах? У меня фантазии не хватает просто представить себе это. А уж на осознание, в чем сакральный смысл сего действия, я даже не претендую.

              Вспомнила, что Дин утащил меня из столовой и Груня не в курсе моего намечающегося героического будущего. Рассказала ей всю историю. И знаете, что? Когда я ее рассказывала, она уже не казалась такой дикой. То ли я свыклась с неизбежным, то ли абстрагировалась от ситуации.

-Прэлестно… Какая интересная жизнь у тебя. Предлагаю начать выпиливать новую фанерку уже сейчас. – прокомментировала мой рассказ Груня.

-Зачем?

-Отец и дядя наверняка расчехлят ремни. Но, сейчас, все же предлагаю дойти до Дина. Мне натерпится увидеть его лицо, когда ты озвучишь свою мысль. Переодевайся. Порадуем мужчину твоим внешним видом, демонстрирующим рвущуюся из всех швов благодарность. – она потащила меня к шкафу, куда мы уже развесили подарки. Платья были закрытые, но при этом весьма элегантные.

              Переодевшись, пошла с Груней искать себе приключения на нижние девяносто. Банально принесла свою тушку в мужскую часть общежития. На входе в их крыло пришлось врать, что меня отправила лично мадам Грюнберг. Дело безотлагательное, промедления не терпит, и ну и что, что ночь на дворе. В конце концов, просочилась под угрозы коменданта - сообщить все декану.

              Комнату нашла быстро. Решила долго не думать и постучать сразу. Иначе, как только начну соображать, голову поднимут страх, совесть и вбитые годами правила этикета. А мне оно зачем? Я ведь как, сделаю – буду мучиться от стыда, не сделаю – от вины.

              Постучалась в деревяшку, отделяющую меня от мужчины.

              Дин открыл дверь в легких штанах, босой и без рубашки.

             Оуууу… Такой милый, взлохмаченный, глазки трет… спал, наверное. Взгляд опустился ниже. Вау… Это мышцы на руках, да? Ничего себе. Чем его, интересно кормили? Глаза спустились на торс. Мммм… Вот они какие, кубики на животе. Какая у него тонкая талия и бедра. Ну, относительно его фигуры, конечно. Подняла глаза и выдала.

-Дин, я подумала, и мы решили.  Нам нужно жить вместе.

-Да? С чего вдруг?

-Я за тебя отвечаю.

-Ой ли? А если я приставать начну?

-Всеку. – Ну, вот, да. Именно так и сказала. Нужно потом у дяди уточнить, что это слово означает. Слышала я его один раз, когда мы с Лораном были на ярмарке и у него воришка пытался срезать кошелек. Дядя тогда повернулся к нему и спокойно сказал: «всеку ведь». Все, как не бывало человека. Видимо слово емкое и доходчивое. Я тогда запомнила его, даже смысл уточнить хотела, но забыла, закрутилась-завертелась. Вот, подвернулась ситуация – вставила в разговор.

       Дин молчал. Видимо, думал. Пауза затягивалась.

-Молодые люди, что у меня за надобность возникла, что я «потребовала» ночью к себе на ковер молодого человека. Кто посмел осквернить мою репутацию таким скабрезным намеком?

        Я развернулась посмотреть, кто стоит у меня за спиной. Гипотетически, по голосу и контексту фразы, смело можно было бы предположить, что там мадам Грюнберг. Я развернулась и вздрогнула. В следующую секунду, проявив чудеса эквилибристики, я висела на шее Дина, обмотав вокруг нее руки, кажется, на несколько витков.

        Сзади меня стояла Грюнберг в пеньюаре и чепчике для сна. В руке у нее был канделябр с горящими свечами. Языки пламени отбрасывали на ее лицо тени, делая морщины больше и глубже, цвет лица землистым, а глаза рыбьими и безжизненными. Все это собирало ее образ в нечто страшное и потустороннее.