Расположусь-ка лучше сзади.

Однако едва я успеваю распахнуть дверь, как слуха касается ироничное:

– Садись вперед. Я же тебе не извозчик.

Поджимаю губы и нехотя захлопываю дверь. Узнаю сводного братца – он, как всегда, воплощение красноречия.

Сажусь на пассажирское сидение и тут же щелкаю замком ремня безопасности. В прошлый раз, когда я ездила с Алаевым, забыла пристегнуться и в итоге чуть не лишилась носа. Поэтому сегодня предпочитаю не рисковать.

Под громкие сигналы клаксона все того же разъяренного мужика Тимур выворачивает руль и на удивление плавно трогается с места. На меня не смотрит. Разговор заводить не спешит. Так что я, пользуясь случаем, украдкой его разглядываю.

Гордая осанка, идеально очерченный профиль. Волевой подбородок с едва заметной ямкой посередине. Кипенно-белая рубашка обтягивает широкие плечи и развитые бицепсы. Черные классические брюки и добротный кожаный ремень завершают образ.

Алаев выглядит впечатляюще стильно и как-то очень по-взрослому. Смотря на него, сложно поверить, что раньше он носил драные джинсы и участвовал в уличных гонках. Сейчас он мало похож на мальчика-мажора из моих воспоминаний.

Наше молчание затягивается. И если Тимуру, скорее всего, пофиг, то я чувствую нарастающее смятение. Наверное, глупо носить в себе обиды прошлого?

Пять лет ведь прошло…

За пять произошло множество событий. Мимо пронеслись тысячи ярких рассветов и ржавых закатов. Сотни разговоров, осевших в памяти и выветрившихся из нее. Случились десятки касаний – мимолетных и робких, напористых и страстных. Миллионы глубоких вдохов и рваных выдохов. Миллиарды сокращений сердца.

Несомненно, все изменилось. Мы оба теперь другие. И осколки юношеской драмы больше не должны нас ранить.

– Мама говорила, что меня Борис встретит, – произношу я, расправляя несуществующих складки на джинсах.

– Он не смог, – невозмутимо отвечает Тимур. – Поехал за главным онкологом. Тот должен отца лично осмотреть.

Упоминание о болезни Анвара Эльдаровича вновь заводит меня в тупик. По-хорошему нужно выразить Тимуру сочувствие, но я не знаю, уместно ли это в контексте его прохладных отношений с отцом. Мама упоминала, что они практически не общаются. После моего отъезда в Швейцарию Тимур полностью отказался от содержания и вроде бы даже съехал с квартиры, которую Анвар Эльдарович подарил ему на совершеннолетие.

– Последние новости очень печальные, – я все же решаю высказаться. – Жаль Анвара Эльдаровича. Он этого не заслужил.

– Никто не заслуживает болезней. Но такова жизнь.

Снова повисает тишина. Я не могу не уловить, что отныне от Тимура исходят совершенно иные вибрации. Он не источает ненависти, пренебрежения или агрессии. Алаев тотально спокоен. Причем видно, что это спокойствие не напускное. Я действительно не вызываю в нем прежних эмоций. Его больше не триггерит.

А меня?

Осмеливаюсь оторвать взгляд от своих колен и открыто перевести его на Тимура. В сознании вспыхивает шальная мысль, что он красив как дьявол, и я недовольно морщусь.

Блин… Меня, по-видимому, все еще цепляет. Пускай чуть-чуть, но все же.

– Как дела вообще? Как жизнь? – пробую задать нашему общению дружескую направленность.

Вместо ответа Алаев притормаживает на светофоре и оборачивается. По коже проходится не просто взгляд – прикосновение. Настолько это ярко, горячо и осязаемо. Крошечные волоски на теле встают дыбом, а сердечная мышца опять сбивается с заданного ритма.

Сглатываю. Пытаюсь улыбнуться.

Господи… Ну почему он так смотрит?

– Ты решила обнулиться? – слегка приподнимает бровь.