– Привет, мамуль, – весело бросаю я, отряхнув пальцы и приложив трубку к уху. – Как дела?

– Ой, Лер… Неважно, – голос у родительницы траурный.

– Что такое? – мигом настораживаюсь.

Она тяжело вздыхает, будто собираясь с мыслями, а затем произносит:

– Помнишь, я говорила, что Анвар в последнее время часто жалуется на боль в животе?

– Да. Я еще советовала поскорее обратиться к врачам.

– Ну, в общем, он обратился.

– И что? – выдаю с нетерпением.

Внутри, подобно промокшей фанере, разбухает дурное предчувствие.

– Рак желчного пузыря, – отвечает она. – Четвертая стадия.

Повисает порожденная шоком тишина. Мама тихонько шмыгает носом, а я пытаюсь осознать смысл услышанного.

– Четвертая – это…

– Самая последняя, – родительница предугадывает мой вопрос. – Прогнозы неутешительные.

– Насколько неутешительные? – чувствую, как пальцы, сжимающие трубку, начинают дрожать.

– Врачи говорят, что Анвару осталось от месяца до полугода.

Но последнем слове мама не выдерживает. Ее голос срывается и превращается в горькие жалобные всхлипы.

– Мамочка, пожалуйста, не плачь, – прошу я, хотя у самой глаза на мокром месте. – Наверняка еще не все потеряно… Может, можно прооперировать? Вырезать эту опухоль?

Сидящий рядом Лиам замечает мою тревогу и шепотом интересуется, что случилось, но я лишь отмахиваюсь от него.

– Там уже метастазы повсюду, – говорит она сквозь слезы. – Неоперабельно.

– Боже мой…

Снова замолкаю не в силах примириться с неизбежностью. Как же так? Анвар Эльдарович ведь совсем еще не старый. Ему чуть за шестьдесят. Ему рано умирать. Слишком рано!

– Лер, мне так плохо… Неужели и второго мужа придется хоронить?

Сердце сжимается от жалости и сострадания. Как обидно, что я не рядом! Так бы обняла ее, утешила… А сейчас мне остается лишь подбирать правильные слова, которые, если честно, ни черта не подбираются. В голове бардак. Мысли не слушаются.

– Мам, держись! – прошу я, до боли в ладонях стискивая трубку. – Держись, пожалуйста! Тебе надо быть сильной, слышишь? Не ради себя, ради Анвара Эльдаровича!

– Да-да, я понимаю, Лер… Все понимаю, – она делает глубокий вдох, пытаясь справиться с рыданиями.

– А как он сам? – спрашиваю тихо.

– Храбрится. Говорит, что прожил хорошую жизнь…

Не показывать свои страхи – это так типично для мужчин.

– Он молодец.

– Да…

– Мам, мне, наверное, стоит приехать?

– Если сможешь…

Родительница ни на чем не настаивает, но я нутром чую, что ей это нужно. Да и не только ей, мне – тоже. Я многим обязана Анвару Эльдаровичу, поэтому прилететь и поддержать его – мой моральный долг.

– Хорошо, мам. Я сейчас же позвоню на работу и договорюсь насчет отпуска. А потом начну искать авиабилеты.

– Спасибо, дочь. Я тебя очень жду.

2. Глава 2

Пристегиваю ремень безопасности и смотрю в иллюминатор. Волнуюсь. Вовсе не потому, что самолет, двигаясь по взлетной волосе, стремительно набирает скорость. А от предвкушения встречи с родиной.

За минувшие пять с половиной лет я ни разу не была в России. Не потому, что совсем не тянуло… Скорее так: особой нужды не было. Мама с Анваром Эльдаровичем регулярно путешествовали по Европе, и я часто присоединялась к ним. Со школьной подругой Васей Солнцевой мы пару раз организовывали совместный отпуск. Сначала ездили на Ибицу, потом на Майорку. Бабуля сама дважды навещала меня в Цюрихе. В общем, с близкими людьми мой контакт не прерывался, поэтому прилетать в Россию мне было вроде как без надобности.

Но сейчас совсем другое дело. Анвар Эльдарович серьезно болен. Кто знает, может, это мой последний шанс увидеть его живым? Думать о его тяжелом недуге страшно и больно, но я уже не в том возрасте, чтобы прятать голову в песок. Как бы мне ни хотелось верить в чудо, умом я понимаю, что рак на последней стадии – это смертельный приговор.