Вечером в дверь кто-то громко заколотил. Любава открыла и на пороге увидела трактирщицу. Она приставила указательный палец к губам, затем махнула рукой, показывая на выход. Любава поняла, что произошло что-то неприятное и, схватив дочь на руки и взяв вещи, ринулась за женщиной. Услышав грохот шагов по лестнице, она завела их в пустую комнату в самом конце коридора и, выйдя, закрыла дверь на замок.

8. Глава 8

Марьяна, чувствуя нервозность матери, крепко прижалась к ней. Между тем за дверью творилось что-то невообразимое: шум, топот, крики, невнятное бормотание. Любава лишний раз боялась пошевелиться, чтобы не привлечь внимание. Вскоре все затихло. Никто не заходил, как будто все совершенно забыли о том, что в комнате находится женщина с ребенком.

Когда солнце спряталось за горизонтом и на небе высыпали первые звезды, в замке что-то зашуршало, дверь беззвучно открылась. Темная тень прошмыгнула в комнату и так же тихо закрыла дверь. Любава уставилась на трактирщицу, ожидая от нее объяснений. Та присела на стул, стоящий неподалёку от кровати, глубоко вздохнула и начала свой рассказ.

— На днях тут проезжал небольшой отряд людей герцога Пробуса Забоса, так они представились. Воины остановились на ночлег и по пьяному делу рассказали, что уже не один год разыскивают женщину с ребенком. Ребенок этот — эльф, или имеет во внешности черты, указывающие на то, что в нем течет эльфийская кровь. Переночевав, они двинулись дальше, но на всякий случай оставили переносную почту, если кому удастся напасть на след женщины с ребенком, обещав при этом большое вознаграждение. Матти купилась на это и, увидев вас, сразу отправила им сообщение.

— Но ребенок не эльф! — пыталась защитить дочь травница.

— Я вас, как мать, понимаю, — она положила свою руку на плечо Любавы, успокаивая своим жестом. — Если вы догадались спрятать волосы или уши ребенка, то глаза спрятать невозможно. Они полностью выдают ее. У людей и оборотней бывают голубые глаза, но не такие ярко-синие, как у этой малютки.

Я вовремя заметила, что Матти выходила из кабинета мужа, куда ей вход запрещен, и, прижав к стенке, заставила признаться. Хотела успеть вас спрятать в нежилой части, куда мы обычно не ходим, но не успела: они уже были здесь.

— Поэтому она мне намекала, чтобы я сняла платок, чтобы убедиться в своих домыслах, — прошептала Любава, не ожидавшая подставы от, казалось бы, неплохой девочки.

— Не бойтесь, вы помогли мне — я помогу вам. Вот здесь еда, пока сухомятка, но больше не могу принести, придется вам потерпеть до завтрашнего вечера, а рано утром следующего дня караван выедет в город. Думаю, Матти не успокоилась и будет наблюдать за мной и мужем. Если бы не просьба ее умирающей матери, погнала бы эту распутницу подальше от своего дома, — злясь, проговорила трактирщица.

— Как ваш сын? — спросила Любава.

— Если бы не ваша помощь, то я бы потеряла его, спасибо вам. Всегда буду молиться богине Вишанье за вас. — Она встала и поклонилась травнице.

— Ну что вы, на моем месте каждая травница так бы поступила, — ответила, смущаясь, Любава.

— Не каждая, — хмуро ответила женщина. — Я посылала за травницей в соседнюю деревню, так она такую цену заломила, которой у нас никогда и не водилось. Мужу не сказала: лучше под его горячую руку не попадать. Пойду, а то потеряют меня, расспросы начнутся.

Она встала и тихонько выскользнула за дверь, так же тихо закрыв его на замок.

Около двух суток Любава и Марьяна находились в комнате. Пытались лишний раз не шуметь и только в самых крайних случаях включали воду. Трактирщица приходила еще три раза, каждый раз оставляя еду. Обычно это были вареные яйца, кусок мяса, немного зелени и овощей. Уже перед самым рассветом в день отъезда женщина вывела их к крытой повозке и спрятала за мешками с кормом для лошадей. Затем закрыла еще какой-то дерюгой и прошептала.