– Персиковая накидка! Зеленый халат! Какую наглость нужно иметь, чтобы наслаждаться настолько непристойным творением?! Безобразие!

Из-за юного возраста и недостатка знаний Чэн Цянь был немало ошеломлен и смущен его речами.

– Идущий по пути самосовершенствования должен очистить свой дух, укротить желания и оставаться благоразумным в своих словах и поступках. Как можно поклоняться тому, что выглядит как оперный актер! Позор! – строго сказал Мучунь.

Он даже знал слово «позор»… Чэн Цянь был впечатлен.

В этот самый момент из задней части храма донесся запах мяса, прервав искреннюю тираду учителя. Мучунь невольно сглотнул и окончательно потерял мысль. В растерянности старик обогнул статую и увидел нищего. На вид он был всего на год или два старше Чэн Цяня.

Оказалось, мальчишка каким-то образом умудрился выкопать здесь яму и теперь готовил в ней курицу нищего[22]. Он разбил запекшуюся грязь, в которой обвалял птицу, и весь храм наполнился ароматом еды.

Мучунь снова сглотнул.

Его худощавость доставляла определенные неудобства. Например, когда ему хотелось есть, скрывать свои инстинкты оказывалось очень непросто – его выдавала тонкая вытянутая шея.

Мучунь чжэньжэнь поставил Чэн Цяня на землю, а затем показал своему маленькому ученику, что значит «заклинатели должны быть благоразумны в своих словах и поступках».

Сначала он отер воду с лица и улыбнулся, как настоящий бессмертный. После чего неторопливо и грациозно подошел к нищему и в присутствии Чэн Цяня начал длинную манящую речь. Он набросал образ клана за морем, где люди носили золотые и серебряные украшения, не беспокоясь о еде и одежде. Невероятно, но это сработало! Его красивые слова пробудили интерес маленького нищего.

Столкнувшись с еще, по сути, ребенком, Мучунь продолжал говорить ласково и с жаром:

– Насколько я вижу, ты благословлен великими дарами. Однажды ты можешь взмыть в небо и нырнуть глубоко в море, в жизни тебе уготовано великое счастье. Мальчик, как тебя зовут?

Чэн Цянь чувствовал, что его слова звучат странно знакомо.

Хотя маленький нищий и обзавелся хитростью с тех пор, как начал бродяжничать, но в конце концов из-за юных лет заманить его оказалось легко.

Шмыгнув сопливым носом, он невинно ответил:

– Сяоху[23]. А фамилию я не знаю.

– Ну, тогда, беря тебя под свое учительское крыло, я даю тебе свою фамилию: Хань, – поглаживая усы, ответил Мучунь, очень естественно и ненавязчиво определив их отношения в качестве учителя и ученика. – Что касается взрослого имени… Как насчет «Юань»? Всего один символ.

Хань Юань. Звучало в точности как «страдающий от несправедливости»[24]… Это было действительно подходящее имя.

Мучунь, должно быть, очень проголодался при виде хорошо пропеченной курицы нищего, поэтому не стал утруждать себя долгими размышлениями.

Чэн Цянь стал учеником Мучуня раньше, чем Хань Юань, поэтому Хань Юань теперь считался его четвертым шиди[25], даже несмотря на то что был немногим старше. Чэн Цянь же пробыл «последним учеником» всего несколько дней, прежде чем стал шисюном[26]. Похоже, двери клана Фуяо всегда были нараспашку.

Что до курицы нищего… Конечно же, большая ее часть попала в желудок учителя.

Однако даже она не смогла заткнуть Мучуня.

– Откуда взялась эта птица? – спросил он, жуя. Похоже, привычка читать проповеди не оставляла старика ни на миг.

Хань Юань обладал умелым языком. Мальчишка сунул в рот кусок курицы, несколько раз надул щеки и немного пожевал хрящ, оставив лишь чистую и гладкую куриную кость.