У подножия горы величественно возвышались старые, покрытые мхом каменные ворота. Над воротами были начертаны два символа «Фуяо». Линии отличались небывалым изяществом и энергичностью, словно летящие драконы и танцующие фениксы[33].

Чэн Цянь не мог определиться, хороший у писавшего почерк или плохой. Казалось, что оба символа вот-вот оживут и вылетят за ворота, будто они, со всем присущим высокомерием, действительно могли взмыть в небо и нырнуть в море, точь-в-точь как рассказывал учитель.

Это место не было похоже на царапавшую небеса гору, скрытую от взора туманом и облаками, где человек мог освободиться от мирских забот. Но здешние края могли похвастаться неописуемой красоты природой. Едва Чэн Цянь ступил на каменную лестницу, он почувствовал, что с каждым новым вдохом дышать становится все легче. Сквозь просветы между зелеными листьями виднелась небесная синь. Ощущение необъятности, будто смотришь вверх со дна колодца, затопило Чэн Цяня, заставив почувствовать себя так свободно, что ему захотелось кричать и смеяться.

Но Чэн Цянь сдержался. Дома он никогда не осмеливался шуметь, чтобы отец не поколотил его, и сейчас не станет: не хватало еще растерять благопристойность, которую он приобрел, путешествуя в компании своего презренного шиди.

Мастер погладил обоих своих учеников по головам и ласково сказал:

– А теперь идите, примите ванну, зажгите благовония и переоденьтесь. Мы пойдем навестить…

«Основателя, гуляющего с улыбкой на лице?» – беззаботно подумал Чэн Цянь.

– Вашего дашисюна[34], – сказал учитель.

Зачем такому важному человеку, как учитель, столь официально навещать дашисюна?

Чэн Цянь и Хань Юань пришли в полную растерянность, а их учитель продолжал, будто хотел запутать их еще больше:

– Ваш дашисюн бесстрастен, не нужно его бояться. Просто ведите себя как ваш учитель.

Что он имел в виду, сказав «просто ведите себя как ваш учитель»?

Так или иначе, Мучунь чжэньжэнь с успехом превратил легкую растерянность своих маленьких учеников в абсолютное недоумение.

Проходя сквозь ворота, они увидели нескольких детей, следовавших вдоль журчащего ручья.

Всем им на вид было от тринадцати до восемнадцати лет и они выглядели очень умными и красивыми, словно золотые мальчики[35] настоящих бессмертных. Рукава их одежд изящно развевались без всякого ветра.

Глядя на них, даже Чэн Цянь, важничавший всю дорогу, почему-то испытал чувство неполноценности, не говоря уже об ошеломленном Хань Юане.

Из-за этого чувства Чэн Цянь невольно занял оборонительную позицию. Его взгляд стал строгим, он выпрямил спину и попытался скрыть свое любопытство и невежество.

Лидер юношей-даосов еще издали заметил Мучунь чжэньжэня, и его смех достиг ушей новоприбывших прежде, чем тот успел подойти.

– Глава, где вы пропадали на этот раз? Почему вы выглядите так, словно бежали из голодного края? Где… откуда эти юные господа? – спросил он совершенно непринужденно.

Чэн Цянь внимательно вслушивался в каждое его слово и фразу, но не нашел в них ни капли уважения. Казалось, будто юный даос разговаривал не с «главой клана», а с дядюшкой Ханем из соседней деревни.

Но Мучунь чжэньжэнь против такого нисколько не возражал. Он беззаботно улыбнулся, указав на Чэн Цяня и Хань Юаня:

– Это мои новые ученики. Могу я попросить тебя помочь им устроиться?

– Где мне их поселить? – улыбнулся юноша.

– Этого – в Южном дворе. – Мучунь чжэньжэнь небрежно указал на Хань Юаня. Затем он опустил голову и случайно или намеренно встретился взглядом с Чэн Цянем. Тот умел различать черное и белое, и нетрудно было заметить, каким врожденным самообладанием он одарен. Но, несмотря на все это, в его глазах, пусть на мгновение, но все же мелькнула необъяснимая паника.