Бормочу еле слышно. А этому буржую хоть бы что. Смотрит на меня, а в глазах веселье. Блестят, как у ненормального. У меня можно сказать горя, а ему бы только посмеяться надо мной. Паразит. Бесит.

– Не вижу ничего веселого в том, что мне не на кого рассчитывать. Подружка и та оказалась ненадежной, – обиженно кидаю ему. – И прекратите так пялиться на меня. Вы меня смущаете, – признаюсь. 

– Извини, Лягушонок, но ты такая забавная, когда волнуешься, – без злорадства отвечает он. 

– Прекратите, Владимир Романович, – хмурюсь. – Иначе мне придется отказаться от вашей помощи. 

– Даже так? – вскидывает бровь парень и тут же без предупреждение покидает салон.

Быстро обходит автомобиль, я даже глазом моргнуть не успеваю. Подходит к моей двери открывает. 

– Вылезай, – командует. 

У меня челюсть от удивление выпячивается вперед. 

– Что? – хлопаю глазами, неужели ему надоело мое нытье и он решил, что с него довольно.

– Выходи тебе говорю, – очень серьезно произносит парень.

Неуклюже выбираюсь из салона, с Гришкой на руках это доставляет сильное неудобство, встаю перед Владимиром.

– Что? – поднимаю на него глаза. 

Парень забирает у меня ребенка (причем выходит это у него так ловко, в одно касание), я даже моргнуть не успела.

– Забери сумку Царевна, – сухо приказывает.

– Эй, постойте, – окликаю его. – Куда вы? А кто будет закрывать машину?

Уже повышая голос кричу удаляющемуся парню.

– Вот блин, – топаю с досадой. 

Хватаю сумку и захлопываю дверь. Мгновенно срабатывает сигнализация. Закидываю сумку через плечо и прибавляя шагу пытаюсь догнать Владимира. А он как будто специально только ускоряет шаг, совсем не собирается меня ждать.

Настигнуть парня мне удается только у лифта. Тяжело дыша, я упираюсь плечом в стену, бросаю ношу на пол.

– Зачем вы это делаете? – спрашиваю сквозь рваные выдохи.

– Потому что другого отношения к себе ты не ценишь, – не глядя на меня отвечает. – Я старался быть порядочным, хорошим, но ты это не воспринимаешь, видимо иммунитет за долгие годы проживания в обществе быдла выработался. Вот я и решил тактику сменить.

– Не нужно, – говорю тихо и отвожу взгляд.

В лифте мы поднимаемся молча. Я бросаю на Владимира косые взгляды. Слежу за его лицом, но оно как будто превратилось в маску. Ничего не выражает, как и его взгляд: сверлящий пустоту. 

– Та женщина, которую вы встретили возле подъезда: это была моя свекровь, – в звенящей тишине, которой была заполнена кабина, не узнаю свой голос, жалкий, оправдывающийся. Зачем я ему об этом сказала?

– И что из того? – не поворачивая головы спрашивает Владимир.

– Ничего, – включаю заднюю, пускаться в откровения перехотелось.

– Ну и ладно, – пожимает парень плечами.

А у меня от его безразличного тона в груди злость закипела. Он что ничего не понимает? Что ему все разжевывать нужно? 

Сжимаю в кулак ручки сумки. Поджимаю досадливо губы. Вот и поговорили. Дура! Зачем я только согласилась с ним поехать? Переночевала бы у Ленки, Витьку бы все равно только завтра выпустили. А я бы за это время, что-нибудь придумала. 

Лифт останавливается на тридцатом этаже, двери открываются и я делаю шаг чтобы выйти, но голова неожиданно начинает кружиться. Хватаюсь за стену, ища опору. 

– Эй, не отставай, – окликает меня парень, и не оборачиваясь идет дальше. 

Перебарываю свое состояние. Делаю несколько глубоких вдохов, прогоняя дурноту. Мое тело от перепада давление покрывается липкой испариной, над губой выступают капельки пота. 

– Черт, – бормочу под нос, провожу ребром ладони под носом. 

Еле плетусь в том направлении, куда ушел Владимир, волоча за собой тяжелую сумку, которая мне кажется неподъемной.