Чувствуешь? Сон на цыпочках подбирается к тебе. Теплый. Тягучий. Слышишь? Тишина перешептывается в темных углах одиночеством. И где-то далеко снова пищит зуммер будильника. Чертов несовершенный мир!
Пересекаем улицу. Зеленый забор. Незакрытая калитка скрипит, раскачиваясь на старых петлях. Желтые листья лежат на вымощенной природным камнем тропинке к дому. Деревянные ступени. Одна, вторая, третья. Двойная дверь. Жесткий коврик под ногами. Бледный, дрожащий свет. Голубые обои на стенах. Фотографии в пластиковых рамках. Женское пальто на вешалке железной треноги – легкое, практически невесомое на фоне массивной мужской куртки. Черные сапоги с капельками осенней грязи. Каблуки с железными набойками, на которых нанизана пара сухих листьев. Коричневые мужские ботинки без шнурков. Голоса в гостиной. Хэйли в детской на правом боку. Тени от ночника по розовым стенам с яркими золотыми звездами. Куклы, из которых она выросла. Большая плюшевая панда, которую подарил отец на ее одиннадцатый день рождения. Голос матери из гостиной: тихий, сдобренный мужским голосом отца. Хэйли не слышит, о чем они говорят, но улыбается. Такая счастливая детская улыбка на грани сна. Мать подливает красное вино в бокал бывшего мужа. Достает сигарету из пачки «Вирджиния Слимс». Говард смотрит, как она курит. Губы с бледно-красной, практически бесцветной помадой обхватывают белый фильтр. Тонкая струйка синего дыма от разгорающегося угля, извиваясь, поднимается к потолку.
– Когда-нибудь это тебя убьет, – говорит Говард.
Деллавейн пожимает плечами. Густой дым вырывается между приоткрытых губ.
– Как Майкл?
– Хорошо.
– Хэйли хочет познакомиться с ним.
– Может быть, чуть позже….
Сигарета тлеет. Деллавейн стряхивает пепел в медную пепельницу.
– Говард?
– Да?
– Ты ведь пришел не только для того, чтобы повидать свою дочь.
– Нет.
– Снова Джинджер, да?
Молчание.
– Хочешь поговорить об этом?
Снова молчание. Вино оставляет на губах сладковато-терпкий вкус.
– Можно я останусь сегодня у тебя? – Говард смотрит в глаза Деллавейн.
– Можно.
– Я лягу на диване…
– Ты можешь лечь со мной.
– Делл…
– Диван слишком мал, а тебе нужно выспаться.
Представь себя в роли Говарда. Налей в свой бокал еще вина. Загляни в комнату дочери. Помоги бывшей жене убрать со стола. Теперь спальня. Спроси себя, почему эта женщина каждый год меняет мебель. Переставляет ее с места на место. Даже цветы – и те не имеют постоянной прописки: то они радуются свету на больших окнах, то висят над кроватью, а то гниют где-нибудь в темном углу. Отвернись. Не нужно смотреть, как переодевается бывшая жена. Слушай, как шуршит одежда. Вдыхай знакомые запахи. Слышишь? Делл зовет тебя по имени.
– Говард?
– Да?
Она лежит в кровати, натянув голубое одеяло к шее. Выключи свет. Ремень звякает в тишине. Может быть, стоило помыться перед сном, но ты ведь не у себя дома. Уже не у себя. Постельное белье мягкое и пахнет косметикой. Закрой глаза. Видишь лицо Майкла – твоего сына? Теперь его мать – Джинджер. Ты ведь простишь ее. Обязательно простишь. Сорок лет – это не тот возраст, чтобы копить детские обиды.
– Говард?
Притворись спящим. Бывшая жена обнимает тебя. Ее мягкая грудь прижимается к твоей руке. Ее густые черные волосы пахнут гелем. Они лежат на твоей груди, рассыпавшись диковинными змеями, переливаясь, вздрагивая в такт твоему дыханию. И губы. Губы Делл. Ты чувствуешь, как она дышит тебе в плечо. Холодный нос прижимается к твоей коже. Не спрашивай себя, чего она хочет. Может быть, секса, может быть, просто согреться, уснуть, чувствуя рядом крепкую мужскую руку. В этих голубых глазах нет ответов. Поэтому и тебя нет рядом с ней. Слишком сложная жизнь в этом упрощенном мире. Слишком много непредсказуемых поступков. Ты не хочешь возвращаться к этому. Она сведет тебя с ума. То нежная и хрупкая, как гардения, то привередливая, как ваниль, а то ядовито-колючая, как мескалиновый кактус, и оттого еще более желанная.