Даун замычал, понимая, что не оправдал их надежд…
Он вырос и превратился в монстра. Сначала монстр жил внутри него. Женщины, которых он насиловал на ночных улицах, извивались и кричали. Их зубы кусали его плоть. Их ногти царапали его лицо. Одни из них умоляли. Другие, потеряв надежду, лежали, безропотно позволяя ему терзать свое тело. Он чувствовал их боль. Боль физическую и боль душевную. Острая, всепроникающая боль сломленного человека. И он видел себя – довольного, ухмыляющегося…
Даун заплакал. Заплакал потому, что на смену боли всех этих женщин пришла новая, всепроникающая боль его родителей. Она вспыхнула в его голове тысячью ярких звезд….
Стальные тиски сжали его тело. Воспоминания. Десятки заключенных выволокли Дауна из камеры, заткнули его рот кляпом. Охранники, сдерживая монстроподобных собак, безразлично наблюдали за происходящим. Даун слышал топот ног, негодующие голоса. Он увидел дверь прачечной. Услышал, как бурлит в гигантских котлах вода. Пар обжег ему лицо. Он вцепился руками в железный край котла. Кипящая вода сожгла кожу на его ногах. Выше. Кто-то ударил его по голове. Один раз, другой. Руки Дауна разжались. Он зажмурил глаза, погружаясь в бурлящую воду… Боль. Много боли… Еще одна оставшаяся в прошлом ступень времени…
Сознание стало четким. Даун упал на колени и заплакал. Черная слюна текла по его подбородку, капая на пол.
Электрический чайник запыхтел и отключился. Говард взял с полки две чашки, бросил в них по пакетику чая и залил кипящей водой.
– Не нравятся мне все эти писаки, – сказал Ангер. Говард сел в кресло, кивнул. – Особенно после того, что произошло с Саймоном.
– А что произошло с Саймоном?
– Да я понимаю. Нашел бабу в Селене и уехал к ней, но людям-то не объяснишь…
– Думаешь, Кевин Грант приехал из-за этого?
– А что думаешь об этом ты? – помощник заискивающе посмотрел на своего начальника. Лицо Говарда посерело.
– Послушай, Делл уже давно не моя жена, и мне нет дела до того, с кем она живет и как.
– Да я понимаю…
– Но людям не объяснишь, – закончил за него Говард.
– Ну да.
– Ну и черт с ними.
Они замолчали. Чай был все еще горячим. Ангер подвинул к себе чашку.
– Говард?
– Да?
– Ты читал книги Гранта?
– Нет.
– Потому что он любовник твоей бывшей жены?
– Ее книг я тоже не читал.
– А я читал.
– Надеюсь, в свободное время? – вымученно улыбнулся Говард.
– Да, – Ангер хихикнул, взял чашку с чаем, сделал глоток. – Горячий.
– Сахар в шкафу, если нужно.
– Нет, – Ангер уставился в свою чашку. – Джинджер все еще у матери?
– Да.
– А Майкл?
– Майкл в порядке.
– Да. Конечно, – Ангер задумчиво грыз губу. – Думаешь, Грант ничего не найдет здесь?
– Что он должен найти?
– Ну, не знаю…
– Ангер?
– Да, Говард?
– Ты ведь был дружен с Саймоном.
– Ну да.
– Ты знаешь, почему он уехал?
Молчание.
– Ангер?
Молчание.
– Ангер?
Чай стынет в чашках.
– Ну как? – спрашивает Роннин.
Ист молча меряет камеру, шаркая подошвой ботинок о каменный пол. Пять шагов вперед, разворот. Пять шагов назад, разворот.
– Ист?
– Я слышу тебя, Роннин.
Пять шагов вперед. Пять шагов назад… Стеклянные глаза Иста никуда не смотрят, ничего не видят.
– Тебя уже отпустило, Ист?
– Я не знаю.
Мысли лохмотьями виснут на глазах. Маленький дом с цветущим яблоневым садом. Красивая женщина с длинными до ягодиц волосами весело смеется, забавляясь над нелепыми попытками малыша подняться на ноги.
– Я хочу тебя, – шепчет ей на ухо Ист. – Всегда и везде. Всегда и везде.
Она выскальзывает из его объятий. Оборачивается. Ист смотрит ей в глаза. Он может разговаривать с ней часами. Он может смотреть на нее всю свою жизнь. Странное чувство упорядоченности заполняет сознание.