Вы лежите потные, прижавшись друг к другу и боясь пошевелиться. Ты вздрагиваешь, и вместе с тобой вздрагивает Делл. Вы кончили, но тело предательски просит еще. И нет никакого отвращения и усталости. Наоборот. Поцелуй женскую спину между лопаток. Слизни с губ капли ее соленого пота. Чувствуешь? Это ты и она. Это то, что между вами. Соль, без которой ты не представляешь свою жизнь. Соль, без которой любое блюдо кажется безвкусным.

Делл вернулась домой в начале третьего. Открыла дверь ключом, не включая в прихожей свет, разделась и прошла на кухню. Нависшая над обеденным столом лампа вспыхнула грязно-белым светом. Хэйли подняла голову и посмотрела на мать.

– Почему ты не спишь? – спросила Делл.

– Рука болит. Я хотела принять обезболивающее, но тебя не было в спальне.

– Разве ты не знаешь, где лежат анальгетики?

– Я не помню их названий.

Делл кивнула и ушла в ванную.

– Вот, возьми, – сказала она, вернувшись, протягивая дочери две зеленые таблетки на раскрытой ладони.

– Рука уже прошла.

– Тогда иди спать.

– А ты?

– Приму душ и лягу, – Делл закурила.

– Ты была с мужчиной, да?

– Да.

– А как же отец?

– У отца другая семья, Хэйли.

– Ты виновата.

– Что?

– Ты никогда не замечала его. Никогда! – она опустила голову. – И меня тоже не замечаешь.

– Я много работаю, Хэйли. Ты не забыла?

– Отец тоже много работал, но всегда был рядом, когда я нуждалась в нем.

– Ты была слишком маленькой, чтобы помнить.

– Но я помню!

– Послушай…

– Я хочу, чтобы ты помирилась с отцом!

– Хэйли…

– И он этого хочет! Знаю, что хочет.

– Он сам тебе сказал об этом?

– Нет, но я знаю, что это так, – Хэйли шмыгнула носом. – И я хочу познакомиться со своим братиком.

– Его мать не хочет этого.

– А ты?

– Иди спать, – устало сказала Делл.

– Всегда так! – Хэйли вскочила из-за стола, опрокинув стул.

– Хэйли!

– Пошла к черту!

Дверь на кухню захлопнулась. Делл докурила сигарету, прислушиваясь к тишине, и начала убирать со стола оставшуюся после ужина посуду.

Ты стоишь за спиной Говарда Смита. Кевин Грант протягивает руку твоему начальнику, говорит, что рад познакомиться. Говард отвечает ему крепким рукопожатием и сухим приветствием.

– Это Лео, – представляет тебя Кевину Говард.

Пожимаешь руку.

– Я думал, вы будете сопровождать меня, – говорит Кевин Говарду.

– Думал он! – ворчит Говард.

– Я никого не заставляю любить себя, но…

– Делайте то, зачем пришли, и уходите, – обрывает Кевина Говард.

Вы идете к лифту, и ты пытаешься подобрать слова, что твой начальник совсем не такой, каким хочет казаться.

– Я не держу на него зла, – говорит Кевин. – Его можно понять. Он думает, что я приехал для того, чтобы поднять со дна грязь, и вряд ли что-то может переубедить его в этом.

– А это не так? – спрашиваешь ты.

– Я не пишу социальную прозу, – говорит Кевин. Оборачивается, смотрит на тебя, спрашивает: читал ли ты его книги.

Скажи, что уже вырос из этого. Худые плечи Кевина вздрагивают.

– Здесь можно курить? – спрашивает он.

– Можно, – говоришь ты. Вспоминаешь своего начальника. – Говард считает, что все писатели, подобные вам и его бывшей жене, тратят впустую свое время и время тех, кто читает их книги.

– Мы с Делл пишем совершенно разные книги, – говорит Кевин. – Она о Земле. Я о Луне.

Вспомни жену своего начальника. Скажи, что она, в общем, ничего. Кевин поворачивается к тебе спиной. Сам закрывает двери лифта. Слышишь, как натягиваются стальные тросы. Спроси Кевина, женат ли он.

– Мы не живем вместе, – говорит он, прикуривая сигарету.

Лифт вздрагивает и начинает опускаться. Ты мнешься на месте, рассказывая о верхних пиках. Непонятно, слушает тебя Кевин или нет.