— Я тоже об этом говорил, — переходит Альваро на легорийский, в его глазах зажигается огонь, хотя он и не вервольф, но они горят непоколебимой верой. — Пока нет доказательств, я отказываюсь в это верить.

Эта поддержка такая милая. И нужная. Потому что мне надоело упоминание похорон.

— Теперь я вижу, что Микаэль зря меня сюда прислал, — перебивает нас Франческа. — Наша девочка чувствует себя прекрасно. Но Венера… — Она осекается, но потом все-таки продолжает: — Если ты все же получишь доказательства, какими бы они ни были, если почувствуешь, что тебе это нужно, обращайся сразу к Микаэлю. Или зови меня.

— Обязательно, — обещаю я, понимая, что пожилая волчица так заботится обо мне.

— Если честно, — говорит Франческа, прежде чем уйти, — я тоже очень надеюсь, что Рамон жив.

Альваро остается и переходит на вилемейский: мы договорились, что теперь общаемся только по-вилемейски, чтобы я могла практиковаться.

— Не стал говорить при Франческе, но мне кажется, что Волчий Союз играет в свои игры. Может, вообще схватили Рамона и где-то прячут. Но Альма приезжала сюда неспроста.

— Ты тоже поклонник заговоров.

— Какой есть, — невесело усмехается он. — Но Рамон… Он спас мне жизнь. Я ему обязан. Нет, неправильно сказал. Я не могу вернуть ему долг, но если я как-то могу ему помочь, я все сделаю.

Он распаляется настолько, что начинает эмоционально размахивать руками.

— Он спас тебе жизнь? — уточняю осторожно.

— Да, я ребенок из не самой лучшей семьи. Но это не лучшая история для беременной женщины.

— Расскажи мне, Альваро, — прошу я. — У меня крепкие нервы.

— Отца своего не знаю, а мамаша использовала меня вместо бейсбольного мяча, когда я плохо работал. Потом вовсе продала.

— Продала?!

Для меня, как для будущей матери, это не просто ужасно. Да у меня на голове волосы шевелятся!

— Там, где я жил, это было нормально. Несмотря на то, что преследуется законом. Но спустя время меня купил Рамон и освободил. У меня вроде как врожденная склонность к языкам, так что я оказался полезным.

— Только из-за пользы?

Альваро улыбается так светло, что сложно подумать, что у этого парня такая сложная судьба. Что все эти сложности его не сломили. Он тоже гибкий, может, поэтому мы нашли общий язык?

— Думаю, он меня пожалел. Но вряд ли верховный когда-нибудь признается, что у него большое сердце!

— Я тебя не выдам, — обещаю я в ответ и ойкаю: — Только сейчас заметила, что мы уже несколько минут разговариваем на вилемейском, а я не задумывалась, какое слово выбрать.

— Когда расслабляешься, мозг сам подбрасывает нужные слова.

Точно. Может, у меня не получается связаться с Рамоном, потому что я слишком зациклена на этом?

— У тебя есть план? — спрашивает парень.

— Почему ты так решил? — прищуриваюсь я.

— Считай это интуицией.

— Я хочу попросить друга о помощи. Жду его звонка.

Совпадение или нет, но звонит мой телефон.

— Он?

Взглянув на часы, я качаю головой: слишком рано, в Крайтоне сейчас четыре тридцать утра. Но это оказывается Микаэль:

— Венера, пожалуйста, спустись в мой кабинет.

Голос у него собранный и серьезный, поэтому я поспешно уточняю:

— Это связано с Рамоном?

— Это связано с тобой.

Понимаю, что он больше ничего не скажет, прошу Альваро пойти со мной. На случай, если альфа придумает для меня новый приказ.

— Не позволяй ему это сделать, — прошу друга.

— Как?

— Просто не позволяй.

Но, оказывается, в этом нет необходимости. Потому что я с порога натыкаюсь на гостя Микаэля.

И на этот раз это Доминик.

Я моргаю, отказываясь верить своим глазам, а затем бросаюсь вперед, обнимаю друга, нарушая все запреты вервольфов на объятия. Мы вообще не любим чужие прикосновения, только от близких людей, но я не могу не обнять Доминика. После всего этого кошмара его присутствие рядом дает мне сил.