– Ты же в курсе, что я могу вызвать милицию после десяти вечера, и тебя за ручку выпроводят отсюда. – Митя даже не пытался скрывать, что насмехается над Снежаной.

– Костя, почему ты разрешаешь своему сыну так разговаривать со мной? – кричала она.

– Митька, – рассеяно пробормотал Костя.

Дина отметила про себя, что бывший еще не успел переработать информацию про предполагаемый залет дочери. Куда ему еще сына ругать?

– Мама, я принес шаурму. Положу на тумбочку, ладно? Чай сделать? Славунька, ты что-то ела сегодня? – засуетился Митя, и Дина с удовольствием укуталась этой любовной заботой.

А Снежана все не успокаивалась:

– Куда ей еще шаурму? Совсем уже ку-ку? Ведро огурцов принеси. И скажи мамке, пусть уберет свои трусы-парашюты из душевой кабинки. Мне нужно помыться! Я работала весь день. И я просто хочу, сука, помыться!

Терпение Дины в очередной раз не прошло испытание. Она присела, прислонившись к спинке кровати, хотя ей понадобилось много времени и сил на это, а четверо стояли и молча наблюдали.

– Заткнитесь, и умоляю, выключите уже этот свет, – Дина тоже говорила с придыханием, но не по причине низкого сексуального голоса, а из-за сильной одышки. И она даже не удивилась, что никто так и не потянулся к выключателю. – Проваливайте из этой комнаты, из моей квартиры и из моей жизни! Костя, по-хорошему прошу: уведи отсюда свою прошмандовку, иначе я за себя не ручаюсь.

– Сама такая. Я просто просила убрать одежду. Ты специально оставила ее там, чтобы меня позлить. Припадочная. Лечиться надо. – Обиделась Снежана.

– Следи за своим языком! – пригрозил Митя.

Дина поняла, что они начали собачиться по второму кругу, поэтому собрала все свои силы в кулак и заорала:

– Пошли на хрен все отсюда! Пошли вон! Как вы меня все заебали!

Не прошло и пяти секунд, как все выскользнули из комнаты, и наступила желанная тишина. Свет никто так и не выключил. Дина ощутила гнетущую пустоту внутри себя, и мысли уже готовы были броситься с обрыва в бездну отчаяния. Однако нос уловил обворожительный запах жареной курицы и овощей. Дина вцепилась зубами в шаурму, и мир внезапно стал лучше.

***

Дина распахнула глаза. Тишина. Домашние разбежались по делам: Славуня отправилась в школу, все остальные – на работу. Через полуоткрытую штору проливалось сентябрьское солнце, пока еще щедрое на тепло и яркое. Дина вздохнула. И в этом вздохе звучала решительность, мол, сейчас встану и определенно буду полезной миру сегодня. Она резко повернулась на бок и заорала от внезапной мышечной боли:

– Сука! Как же больно!

Дина сначала переложила складку живота, а затем спустила на пол ноги, синюшные и отекшие. Так и сидела, готовясь к следующему шагу, самому сложному – встать. Казалось, на спине лежала бетонная плита, а шея так и вовсе потеряла способность шевелиться и вросла в плечи.

Часы на стене раздражающе тикали, напоминая, что скоро приедет Олеся, и к этому времени было желательно принять душ и чем-нибудь перекусить. Дина уцепилась за тумбочку и рванула себя вверх. В серой пелене, растелившейся перед глазами, замерцали звездочки. Понадобилась добрая минута, чтобы эта пелена рассеялась, а голова перестала кружиться. Ноги, изуродованные липедемой1, дрожали. В коленях что-то хрустнуло, когда Дина зашагала к двери.

Мир вокруг был тяжелым; воздух, спертый и сухой, с трудом проникал в легкие. Каждая клеточка собственного тела отчаянно сигнализировала, что движение – это боль. Дина на мгновение решила вернуться в кровать и отдохнуть немного, но перед внутренним взором появился образ Олеси. Подруга не будет церемониться и устроит грандиозный скандал за опоздание. Олеся была главным мотиватором и одновременно раздражающим фактором, но, если бы не она, Дина вообще не выходила бы из квартиры.