На всякий случай просмотрел бланк стандарт-анкеты. Ничего особенного – даже время смерти можно указывать приблизительно. Как они со всем этим разбираются? Будь у меня личный счёт с нужной суммой, я мог бы отправить такую анкету прямо сейчас.

Так что вопрос действительно упирался в деньги.

Потратив ещё несколько часов, я убедился, что возможностей не так уж и много.

Можно подать международную заявку о том, что данная личность является «значимой для человечества». Можно просить денег у всех и вся, по типу «люди добрые…». Можно… ну действительно попытаться банк ограбить – чистой воды самоубийство, если делать это без должной проработки.

Что ещё?

В поисках лазейки я бродил по «поисковикам» бесконечными лабиринтами час за часом. Когда из банки кофе были вытрясены последние граммы, а пепельница укоризненно ощерилась на меня окурками, мелькнул слабый отблеск надежды.

Франция – держава, у которой эксклюзивные права на реинкарнацию – предоставляла всем своим солдатам право на вторую жизнь, если было признано, что смерть наступала при несении военной службы. И тут же рядом – душещипательная история рядового Джонни Уэйна (солдата иностранного легиона, англичанина по рождению), который отказался от этого права в пользу безвременно ушедшей супруги.

Вот оно! Живут же люди! Помимо Франции армии всех стран мира делали «бессмертными» только лучшие, самые элитные отряды. А тут – рядовой. Вот что значит страна-монополист! Кажется, я нащупал шанс.

Ещё через несколько минут я уже читал русскую версию сайта французского Иностранного легиона. Прогребаясь сквозь века истории и девизов, я нашёл то, что нужно: легионер имеет право на «оживление», если погибает, находясь на службе, а через три года службы получает гражданство Франции и право на «однократное оживление», которое можно передать другому лицу. Такое право будет действовать, даже если легионер покинет службу.

Лихорадочно я пролистал требования к будущему легионеру: физическая подготовка на среднем уровне, психологическое и интеллектуальное тестирование. Возрастной ценз (до 35 лет включительно). Всё. Даже знание языка было необязательным.

Это всё решило…

* * *

– Макс – это ты, мне не мерещится?

– А что, не похож?

Он потеребил пальцами свою бородку, изрядно поседевшую.

– Да так… Слегка постарел… Объясни мне, что за хрень со мной происходит?

Видел я его странно, словно через видеокамеру.

– А сам не догадался? – улыбнулся тот. – Ты сейчас в системе компьютера, в тестовом режиме. Ладно, сделаем чуть удобнее.

Он протянул руку куда-то в сторону и навалилась тьма.

… – Так немного лучше? – Он улыбался, сидя на диване и прихлебывая что-то из кружки. – Извини, тебе не предлагаю.

Я не сразу понял, что со мной произошло. А когда до меня дошло, слов было много, но в основном матерные: вместо рук у меня были металлические трубы с щупами, а ног не было вообще: вместо них – колёсики.

Макс ждал, улыбаясь.

– Слушай, друг, – сказал я, всё ещё приходя в себя. – А не боишься, что я тебя вот этим щупом (я поднял свою так называемую руку вверх) тресну по башке за такие шуточки?

– Неа, не боюсь, – засмеялся он и щёлкнул пальцами.

Я почувствовал, что не могу пошевелиться.

– Всё просто, – продолжил он и вновь щёлкнул пальцами. – Ты совершенно безопасен. Собственно это даже не ты, это мой домашний робот, его зовут Кеша. Я просто отключил его ненадолго, чтоб нам удобнее было поговорить.

– Понятно, – буркнул я, хотя мне было ничего непонятно. И только сейчас заметил, что говорю не своим обычным голосом, а каким-то незнакомым баритоном. Но это уже были мелочи по сравнению со всем остальным…