Сьюзен сказала со слабой, но естественной улыбкой:

– Я ужасно испугалась. Я обязательно позвоню тебе.

– Обещаешь?

– Торжественно клянусь.

Марти снова взялась за ручку, но все еще не открывала дверь.

– Послушай, Суз, ты уверена, что здесь действительно находишься в безопасности?

– Ну, конечно, – откликнулась Сьюзен, но Марти показалось, что она заметила отблеск неуверенности во встревоженных зеленых глазах.

– Но если он забирается…

– Эрик все еще мой муж, – успокоила ее Сьюзен.

– Ты лучше посмотри новости. Некоторые мужья творят ужасные вещи.

– Ты же знаешь Эрика. Может быть, он и свинья, но…

– Он точно свинья, – поправила Марти.

– …но он не опасен.

– Он – баба.

– Совершенно верно.

Марти на секунду задумалась, а потом отворила дверь.

– Мы закончим обедать часов в восемь, может быть, немного раньше. А ляжем около одиннадцати, как обычно. Я буду ждать твоего звонка.

– Спасибо тебе, Марти.

– De nada[15].

– Поцелуй Дасти от моего имени.

– Это будет сухое прикосновение к щечке. Все страстные влажные засосы исходят только от меня.

Марти накинула капюшон на голову, вышла на крыльцо и, потянув, закрыла за собой дверь.

Воздух был спокоен, словно весь ветер изошел из этого дня, выдавленный колоссальной тяжестью продолжавшегося дождя, который обрушивался с небес потоками железных шариков.

Она подождала, пока не услышала, что Сьюзен задвинула мощный засов прочного шлаговского замка, который мог бы выдержать серьезную атаку на дверь. После этого она быстро спустилась по длинной крутой лестнице.

Оказавшись внизу, она обернулась, подняла голову и вгляделась в балкон-крыльцо и дверь квартиры.

Сьюзен Джэггер казалась ей прекрасной принцессой из сказки, запертой в башне, которую штурмуют хищные тролли и зловредные духи, но в отличие от принцессы у нее нет храброго принца, который обязательно спасет ее.

Под грозный грохот разбивавшихся о близлежащий берег штормовых волн, который так гармонировал с серым днем, Марти торопливо прошла по приморской аллее и свернула в ближайшую улицу, где, как обычно, оставила свою машину. Водосточные желоба там были переполнены, и грязная вода плескалась вокруг шин ее красного «Сатурна».

Она надеялась, что Дасти, у которого в такую погоду все равно не должно быть работы, окажется дома, займется хозяйством и приготовит свои несравненные фрикадельки и пряный томатный соус. Ничего не могло оказать на нее более благотворного влияния, чем войти в дом и сразу же увидеть его, в кухонном переднике, со стаканом красного вина под рукой. Воздух, полный восхитительных ароматов… Стерео играет хорошую поп-музыку в стиле ретро, может быть, Дина Мартина. Улыбка Дасти, его объятие, его поцелуй. После этого странного дня ей очень требовался уют и покой ее дома и очага, который исходил от ее мужа.

Но едва Марти тронула автомобиль с места, в ее сознание ворвалось отвратительное виде́ние, разом лишившее ее надежды на то, что этот день мог бы под конец все же принести ей хоть немного мира и спокойствия.

Это видение было более реальным, чем обычные мысленные представления, настолько детальным и четким, что казалось, будто все это происходит прямо здесь, прямо сейчас. Она исполнилась уверенности в том, что мчится навстречу ужасному происшествию, которое произойдет после того, как перед ней промелькнула картина мгновения из неизбежного будущего, в которое она погружалась так же неотвратимо, как если бы падала со скалы. Когда Марти привычным движением вставила ключ в замок зажигания, в ее голове возникло изображение глаза, проткнутого злым острием ключа, разодранного зазубренной бородкой; и этот ключ, пройдя через глазницу, погружался в мозг. И, когда она нажала на ключ и повернула его, чтобы запустить стартер, ключ в ее ярком провидении тоже повернулся в глазу.