– Да… Я нормально…

Пытаюсь отстраниться, упираюсь руками в широкую грудь. Без результата.

– Не испугалась?

Я чувствую на лбу и щеках внимательный взгляд. Он прошивает насквозь, вскрывает черепную коробку и перекладывает извилины в каком-то новом порядке.

– Уже можно отпускать.

Как за спасательный круг хватаюсь за мысль о Марке: «Жив он там или нет? Как его состояние? Почему нет никаких вестей?»

– Тебе не стоило сюда приезжать. – Клим наконец убирает руки с моей спины.

Один жест, а как гора камней с плеч падает.

– Ты знаешь, что случилось с Шаталовым? – спрашиваю я и тут же поправляю себя: – Конечно, знаешь! Иначе тебя бы здесь не было.

– На текущий момент он жив, – сухо произносит Хаванский.

– На текущий… Все настолько плохо?

– Это вся информация, которую я могу сообщить.

– Сплошная секретность! Что у тебя, что в больнице.

Руки так и тянутся поколотить мерзавца или встряхнуть, как Арину. Жаль, эта каменная статуя даже не почувствует.

– Не все знания полезны, Диана. От некоторых бывают проблемы.

– Ты хотя бы можешь сказать, это случайное ДТП или… или что-то другое?

Все это время я гнала от себя мысли о «другом». У Марка всегда хватало врагов. Он наживал их гораздо быстрее, чем друзей. Но никто и никогда не пытался перейти Шаталову дорогу. Сумасшедших не было!

Однако телохранитель под дверью больничной палаты, Хаванский здесь и давние слова Марка об опасности, которая может мне грозить, не вяжутся с версией об аварии.

– Кто-то пытался его убить? – переспрашиваю, так и не дождавшись ответа.

– Никаких комментариев. Я предупредил.

– Проклятие! Да что за день такой?! – Я все же бью Клима в грудь. Раскрытой ладонью. Не жалея ни себя, ни его.

– Хреновый.

Вместо того чтобы отойти или выругаться, Клим берет меня за руку и дует на раскрасневшуюся от удара кожу.

– Тот амбал… – Дергаюсь, словно от электрического разряда. – В отделении интенсивной терапии… Я не помню его. У Марка не было такого телохранителя. Это ты приставил к палате этого цербера?

– Какое слово во фразе «Никаких комментариев» тебе не понятно?

– Твою мать, да хоть на один вопрос ты можешь ответить?! Это твоя охрана или нет?

– Через… – Клим смотрит на часы, – пару минут станет твоей.

Отпустив мою руку, он кому-то машет, и в нашу сторону сразу же выезжает огромный уродливый джип.

Когда железный мутант останавливается рядом, Хаванский распахивает пассажирскую дверь.

– За рулем Николай. Он отвезет тебя, куда нужно, – представляет водителя и протягивает мне руку.

– Мне не нужен извозчик. Я на машине. – Кивком показываю на свою ласточку.

– Не нужно обижать Николая. Он не извозчик, и ты прекрасно это поняла.

– У меня еще дела… В офисе.

– Значит, вначале в офис, – командует охраннику Клим. – А потом домой.

Все это ни капли не похоже на помощь или заботу. Скорее на полицейский конвой. Но я так сильно хочу сбежать подальше от Хаванского, что не спорю. С тоской оглядываюсь на свою машину и, проигнорировав протянутую руку, сама забираюсь в салон.

***

Как только джип трогается с места, набираю номер Германа. Именно ему я собиралась звонить до встречи с Климом и у него просить помощи. Связей Германа должно хватить, чтобы добраться до заведующего отделением, а если понадобится, то и до главврача.

Рассматривая пейзаж за окном, слушаю гудки. Мысленно повторяю: «Ну ответь же!» Однако ни после пятого, ни после десятого гудка друг не снимает трубку.

– Сговор какой-то… – Бросаю телефон в сумочку. – Мудацкая мужская солидарность.

От напряжения начинает болеть голова. Уже и не верится, что час назад я переживала из-за подрядчиков и поставщиков. Все это кажется мелочью в сравнении с аварией.