Дачный домик мадам Раймонд был расположен среди полей, которые простирались между центром города Сен-Сир и горными отрогами. Улицы в этих местах были узкими и ухабистыми, их частенько ограждали низкие каменные стены, а на обочинах росли дикие цветы. Маленькие дворики и сказочные домики располагались между виноградными полями, под тенью старых оливковых деревьев. Летом все здесь страдало от изнурительной жары, а если по извилистым улочкам проносились на повышенной скорости машины, за ними вихрем клубилась пыль, плотная, как костная мука. Сегодня же, после вчерашнего дождливого дня, с лужаек испарялась влага. Небо было завешено облаками, а из пары печных труб поднимались тонкие столбики дыма. Ветер дул с востока. Это не предвещало настоящего улучшения погоды.
Моник поехала в дом мадам Раймонд на велосипеде и вскоре поняла, что это было ошибкой. Уже через километр ей стало намного хуже, а когда она свернула на проселочную дорогу, которая в какой-то степени представляла собой подъезд к дому Раймонд, ее головная боль усилилась сумасшедшим образом. К тому же ей казалось, что у нее еще выше поднялась температура. Вероятно, к вечеру она опять будет сильно больна и вновь не сможет пойти на работу. Лафонд была секретарем у одного маклера, а уборкой и уходом за дачными домами подрабатывала, поскольку единственной радостью в ее довольно одинокой жизни были ежегодные поездки во время отпуска в дальние страны. Это стоило больших денег, и ради таких поездок Моник вкалывала даже на выходные дни – или в такие дни, как сегодня, когда она, в общем-то, еще была на больничном. В этом году она побывала в Канаде, а на следующий год хотела съездить в Новую Зеландию.
Въехав во двор, вымощенный булыжниками и засаженный оливковыми деревьями, Лафонд соскочила с велосипеда. «Хоть бы уж никто не забрался в дом, – подумала она, – а то у меня будет масса неприятностей».
Дом стоял мирно и тихо под наливающимся свинцом небом, и нигде не было видно ни малейших следов взлома.
День был достаточно теплым, но Моник вдруг стало холодно, и она предположила, что это от температуры.
Она открыла входную дверь и тут же отскочила назад от мерзкой вони, которая назойливо хлынула ей навстречу – женщина чуть не задохнулась.
«О боже, – с ужасом подумала она, – что-то здесь гниет!» Мадам, наверное – в надежде, что Моник незамедлительно побеспокоится обо всем, – оставила быстропортящиеся продукты открытыми на кухне. А жара бабьего лета, стоявшая последние недели, сделала свою работу. Лафонд представила себе испорченное мясо, кишевшее личинками и червями, и подумала, что ее дополнительная работа порой просто заслуживает ненависти.
Во всяком случае, теперь ей было ясно, что мадам Раймонд по какой-то причине не получила ее сообщений. Это утешило Моник – значит, молчание работодательницы, не поинтересовавшейся ее самочувствием, было связано не с недостатком внимания к ней. Дело было просто в том, что она не получила ее сообщений.
Моник прошла по узкому коридору – вонь там усиливалась, и это чуть не выворачивало ее желудок. Наверное, мусорное ведро переполнено. Еще никогда ей не приходилось чувствовать такой ужасный запах. У нее выступил холодный пот, и на этот раз она не была уверена, что причина этого в гриппе. В вони было что-то глубоко тревожное, в ней словно вибрировало нечто, от чего Лафонд обдавало холодом и волосы у нее на голове вставали дыбом. Ею овладело какое-то чувство инстинктивного ужаса.
«Я просто больна, вот и все», – сказала она себе, но так и не смогла по-настоящему в это поверить.