– Это точно.

Мы прошли на кухню, хозяин предложил кофе, я, разумеется, не оказалась. У него на первом этаже такой кофейный бутик! Сделав первый глоток, я возрадовалась новому знакомству. Кофе был просто шикарен. Вкратце рассказав о себе и своей профессии – мой собеседник сначала поперхнулся бодрящим напитком, потом уважительно покивал, – я протянула ему копию, найденную в фальшивой конторе на Почтовой:

– Овик Георгиевич, посмотрите, пожалуйста. Это ксерокс с вашего паспорта?

Он кивнул:

– Так. Номер-серия-дата мои. А что за гад на фото?

– К сожалению, пока не знаю, – призналась я, – а почему гад?

– Потому что за каким-то рожном красуется на моем документе. И морда-то вроде знакомая… только вот этой папахи на голове не было.

Овик прикрыл пальцем растительность на фото:

– Вот теперь похож. Да, точно. Алексей.

– Алексей? – уточнила я. – Или Максим?

– Алексей, точно. Мы с этим засранцем в одном купе на Волгоград ехали. Он ночью сошел, а с ним, как теперь выясняется, и мой паспорт. Я-то не скоро хватился.

– Не сразу поняли, что паспорт потеряли?

– Да, в целом. А что? У меня водительские всегда с собой, никто особо паспорт и не спрашивает, сами видите, что тут, – он пригласил к окну. В самом деле, полным-полно народу со всех волостей.

– Это еще мало, «Олимпийский» пусть и разобрали, но в пятницу по-прежнему не продохнуть. Мечеть опять же, – пояснил Овик, – так что если более или менее за москвича сходишь, паспорт не спрашивают. А я уже схожу. Ну вот где-то через неделю спохватился, а паспорта нет. Конечно, восстановил. А что за история с ксероксом?

Я вкратце, не вдаваясь в подробности, описала ситуацию, но Овик несколько встревожился:

– Слушайте, так это что, притянут за мошенничество?

– Да нет, все обойдется, – утешила я, – жалко, конечно, что вы заявление о краже не подавали.

– Как это не подавал – подавал, – пожал плечами Овик, – с чего вдруг полторы штуки на ветер выбрасывать?

– Ай-ай, попортили показатели? – пожурила я, вспомнив Папазяна и его вечное нытье по поводу «глухарей». – Ну да ладно. Вот и хорошо, что подали, теперь, случись чего, просто талончик предъявите – и все. Только, знаете ли, надо теперь проверять свою кредитную историю, а то как бы не нахватали кредитов на вас.

– А, – отмахнулся он, – это уже пустяки, дело житейское, не страшнее простуды. Но за заботу спасибо, воспользуюсь.

Уже прощаясь, я спросила, не припомнит ли он что-нибудь примечательное относительно своего попутчика. Овик подумал-подумал, потом предположил:

– Вы знаете, я бы сказал, что он учился в Авиационном университете. Или окончил.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Ну, в разговоре как-то упомянул пару преподов, ректоршу, – я сам оттуда, – и оказалось, что он их знает.

– А ректорша Авиационного – это нечто культовое и знаковое? Просветите провинцию.

Овик двусмысленно хмыкнул:

– Известная личность в определенных кругах.

– А он нехороший человек. Однокашников грабит, – посочувствовала я.

– В самом деле, ну да ладно, это ненадолго. Прилетит Лёхе обраточка, – благодушно заметил хозяин, – спасибо.

Распрощались, обменявшись телефонами, – мало ли, пригодимся друг другу.

Спускаясь в подземный переход, я глянула на часы и возгордилась: все следственное действие заняло тридцать пять минут с хвостиком! Вот что значит личное обаяние, прямое взаимодействие и отсутствие формальностей.

То, что Овик запомнил попутчика как Алексея, не особо вызывало доверие, тот мог бы и Таней Ивановой назваться, что ж не пошутить. А вот упоминание об Авиационном – это уже что-то, возможно, найдется кто-то похожий в списках выпускников, в группе ностальгирующих авиаторов? Может, им гордится универ?