— Слушай, Богдан, не нравится мне состояние раны.

— Игорь Михайлович, только не отстраняйте от игр, — умоляю я, ни на что особенно не надеясь: слишком много проблем завертелось, и все складывается против меня.

— Увы, Боб, придется, — заметив мое отчаяние, он успокаивает: — Пока на одну встречу, а дальше видно будет.

Прикидываю: время еще есть. Следующая игра через пять дней, все устаканется.

Увы, радовался я зря.

Новые неприятности не заставили себя долго ждать. Без бейджа меня не пустили на тренировку. Сумел пробиться только к раздевалке. Прихрамывая, шагаю по коридору и за дверью польской команды слышу скандал. Несколько человек кричат друг на друга, надрывая глотки.

Прохожу мимо, и вдруг дверь распахивается, и в коридор вываливается Паскевич собственной персоной. Красный, злой, растрепанный… Мы сталкиваемся взглядами. Он странно хрюкает и с воплем: «Кацапская свинья!» — бросается с кулаками.

Я не успеваю отпрянуть и пропускаю удар в солнечное сплетение. От боли сгибаюсь, из глаз искры сыплются и свет меркнет, но удерживаюсь на ногах. Зверею мгновенно.

— Сука! Да я тебя!

Сразу, без замаха, врезаю кулаком правой прямо в основание широкого носа. Брызжет кровь. Паскевич хватается ладонями за лицо.

— Курва! — орет он.

Не раздумывая, добавляю ногой по голени.

— А это тебе за сорванную игру и за курву!

Паскевич складывается, набычивает голову и идет на таран. Мы сцепляемся, секунда, и уже катаемся по полу, награждая друг друга тумаками. Из раздевалки вываливается польская команда. Игроки растаскивают нас по разным сторонам коридора, но мы рычим, материмся и пытаемся достать друг друга ногами и руками. Вся ярость, все напряжение последних суток выливается в эти вопли.

— Заткнулись все! — рявкает кто-то, и в наступившей тишине слышится только наше хриплое дыхание. — Устроили драку!

— Колесников, к боссу! — приказывает Сергей Иванович.

— Паскевич! — польский тренер что-то говорит своему игроку.

Только сейчас туман перед глазами рассеивается, и я понимаю, что коридор заполнен людьми. Вижу лица своих друзей, тренеров, администрацию в деловых костюмах. И где-то на заднем плане маячит Звездочка, всплескивая ладошками.

«Это конец! — выплывает первая мысль. — Все!»

Отчаяние душит, в груди появляется камень, который давит и давит на сердце.

— Пустите меня, — говорю тихо Мишке и Рыжему, которые держат меня. — Сам пойду.

— Боб, ты спятил? — от жесткого взгляда Иваныча некуда спрятаться.

— Я не начинал драку. Просто шел мимо, он выскочил из раздевалки, и сразу кулаком в живот,— говорю, и чувствую, что оправдываюсь. — Простите. Не сдержался.

— Не сдержался он! — высовывается менеджер. — Вот вылетишь из команды, будешь знать.

— Иваныч, что теперь со мной будет?

— К боссу, Колесников, к боссу, — Иваныч поворачивается к команде. — Живо на поле! Тренировка еще не закончена.

Иван Григорьевич Мухин, представитель руководства клуба, выезжал с нами на сезонные игры. Обычно он не вмешивался в тренировки, занимался денежными вопросами и снабжением. Но в таких сложных ситуациях, как сложившаяся вчера, он разруливал проблемы.

— Проходите, садитесь, — приглашает он и широким жестом показывает нам с менеджером на соседние кресла. — Рассказывайте.

— Я же говорил, — начинает Звездочка, — говорил, что рано еще Колесникова включать в состав команды. Одни неприятности с ним.

Мухин, плотный человек в деловом костюме, застегнутом на все пуговицы, поднимает руку и останавливает поток ненужных слов. Я за это ему благодарен, и без характеристики менеджера чувствую себя полным дерьмом. Сам бывший футболист, босс прекрасно понимает, какая ситуация может сложиться во время игр.