Юйланьская дорога представляла собой широкую улицу, застроенную небольшими шэньчжоускими домиками; от тротуара их отгораживала невысокая стена с железными калитками. Торговцы и моряки из Шэньчжоу, обосновавшиеся здесь во времена Империи, за сотни лет почти ассимилировались с народом Кастеллана.

– Любовь просто обрушивается на тебя, хочешь ты этого или нет; иначе ей не посвящали бы такое огромное количество песен. Кроме того… чего только люди ни делают, чтобы себя погубить! Уж кому знать, как не мне.

Ряды жилых домов уступили место лавкам со всевозможными товарами – от нефритовых статуэток и дешевых украшений до фейерверков и бумажных фонариков, разрисованных символами независимости и удачи, с повторяющимся словом «Дацинь» – так на шэньчжоуском языке называлось государство Кастеллан. Из дверей закусочных доносились аппетитные ароматы; матросы из Шэньчжоу и студенты, привлеченные низкими ценами, ужинали лапшой за длинными столами из розового дерева.

У Лин заурчало в желудке. Пора домой, решила она; девушка твердо помнила, что в кладовой остался целый медовый пирог. Ну, или почти целый.

Они с Мариам прошли под каменной аркой и очутились в переулке, настолько узком, что им пришлось идти друг за другом. В садах за невысокими заборчиками цвели хризантемы и маки. Сверху доносился смех: обитатели домов уже поднялись на крыши, чтобы наблюдать фейерверк, который должен был начаться позже. Лин помнила фейерверк: красные и золотые огни над гаванью, похожие на падающие звезды.

Когда они вышли из переулка, Лин вполголоса выругалась. Должно быть, она свернула не туда. Она хотела обойти площадь Валериана, пробраться по улицам позади Дворца Правосудия. А вместо этого они с Мариам угодили на площадь перед Дворцом Собраний. Их окружали возбужденные, вопящие люди.

«Богиня, помоги мне, – с ужасом подумала Лин. – Только не это».

Мариам в панике оглядывалась по сторонам. На площади яблоку было негде упасть.

– Но я думала…

– Что мы обойдем площадь. Я знаю, – мрачно произнесла Лин.

Неподалеку несколько карет стояли вплотную друг к другу. Дверцы были открыты, и модно одетые девицы – купеческие дочки – в ботинках из разноцветной кожи и пышных юбках, обшитых кружевом, высовывались из карет, хихикали и болтали друг с другом. Лин уловила что-то насчет принцессы, королевства, и еще знакомые имена – «Конор Аврелиан» и «советник Бенсимон».

Ни один человек из народа ашкаров не пользовался таким влиянием за пределами Солта, как ее дед, Майеш Бенсимон. Внутри их квартала верховной властью обладал махарам, но здесь, среди мальбушим, было известно только одно ашкарское имя – Бенсимон. Потому что Майеш Бенсимон постоянно был рядом с королем или принцем. Он давал советы, он консультировал, он выслушивал рассказы об их страхах, желаниях и мечтах. Он составлял карту дорог, по которым они шли. Никто из подданных короля Кастеллана не стоял к трону ближе Бенсимона, за исключением, возможно, легата Джоливета, командующего королевской армией.

Всю весну по городу ходили слухи о скорой женитьбе принца Конора. Лин знала, что основную роль в выборе будущей супруги сыграет ее дед. Именно он должен был решить, какой союз принесет Кастеллану наибольшую выгоду. Видимо, девицы тоже знали это. Все в городе знали.

Лин взяла подругу за руку и начала прокладывать себе дорогу, расталкивая захмелевших лавочников и распевающих во весь голос ремесленников.

Что-то слегка стукнуло ее по плечу; это оказался брошенный цветок. Желтая астра, символ Дома Аврелианов. По мостовой было раскидано множество цветов, растоптанные золотые лепестки покрылись пылью.